Где-то в глубине сердца я все равно радовалась встрече с отцом, но понимала, что сама возможность этой встречи не означает ничего хорошего.

Володислав тоже не спал: я это слышала по его дыханию. К тому же он ворочался и часто бормотал «ох-диды-диды!», как всегда, если его что-то беспокоило. Но я не решалась заговорить с ним. Я была благодарна ему за то, что он хорошо принял моего отца. Но не могла отогнать подозрение: он это сделал не из любви к нему или ко мне. И не ради родственного долга. И даже не ради закона гостеприимства. Все время думая о почти неизбежном столкновении с Ингваром, он увидел в моем отце соперника нынешних киевских князей, а значит, своего союзника.

Как это скажется на наших делах с Ингваром, я даже думать не хотела.

* * *

А уже назавтра пришли вести из Свинель-городца.

Туда вернулись несколько человек Свенгельдовой дружины, разбитой в сражении с Ингваром. Когда мы в Коростене узнали об этом, Володислав тут же послал разузнать подробности. Я чуть не плакала от беспокойства. Сражение? Разбиты? Жив ли Мистина и что теперь будет с его семьей? Мне хотелось самой бежать туда и повидать этих людей, но кто бы меня пустил?

Вместе с посланцами довольно быстро явился толстяк Эллиди – один из немногих вернувшихся. Им удалось раздобыть трех лошадей, поэтому они немедленно пустились восвояси. Он хотел повидать Володислава, и тот очень хотел повидать его, поэтому Эллиди немедленно провели к нам.

– Мистина предал нас! – сразу заявил беглец. – Он встал на сторону Ингвара, а тот беззаконно напал на нас. Наша дружина разбита, мы вернулись втроем, и я не знаю, жив ли кто-то еще. Теперь мы – твои люди, княже.

Володислав смотрел на него напряженным взглядом – с обычным воинственным видом, который, как я догадывалась, сейчас скрывал растерянность.

Да, он хотел, чтобы они стали его людьми. Еще совсем недавно – пока их было восемь десятков копий и дело не дошло до открытого столкновения с киевлянами. Но теперь, когда они вступили в открытую борьбу с Ингваром и были разбиты, принять их означало включиться в войну с Киевом! Прямо сейчас, не имея даже времени на сбор войска.

– Нам нужны люди, чтобы оборонять Свинель-городец, – продолжал Эллиди. – Нас слишком мало, и если ты нам не поможешь, то в нем вот-вот водворятся Мистина и Ингвар.

– Так у вас с Ингваром – война? – почти в ужасе воскликнул отец.

Конечно, Володислав вчера и сегодня утром успел помянуть о смерти Свенгельда и наших сложностях из-за этого. Но отец не ждал, что дело уже дошло до сражений. Как и мы сами.

– Беззаконно напал? – повторил Володислав. – Но как вы столкнулись?

– Мы встали за Иржой, напротив него через реку. Мистина уехал говорить с ним. А потом Ингвар напал на наш стан. Мистина и его люди так и не вернулись. Но я видел его: он спокойно стоял на опушке и смотрел, как нас избивают. Он жив и не в плену. Он просто перешел к Ингвару!

– А до этого он был за вас? – с удивлением спросил отец.

Уж он-то знал, как сильна связь Ингвара и Мистины. И на что Мистина готов ради побратима.

– Мы держали его за горло! – со злобой ответил Эллиди. – И он подчинился нам!

«Гвездобор переправил их в надежное место…» Я закрыла лицо руками. Меня раздирало желание плакать и смеяться, и я прилагала все силы, чтобы не закричать и не убежать отсюда – тогда я бы не узнала, чем все кончится. Они держали Мистину за горло, пока его семья была в их руках. Но древляне украли у них добычу. Волк вырвался, и путы перерезали те самые люди, что хотели владеть им. Этот странный союз – киевского воеводы, Свенгельдовой дружины и древлян – развалился, разрушенный последними. И под обломками погибли люди Свенгельда.

А Ингвар с Мистиной и правда явились уже на другой день после этой вести – бок о бок, как и полагается побратимам. Они спокойно заняли Свинель-городец, откуда уже бежали те, кто отказался принимать власть новых хозяев. Но все имущество и семьи погибших остались. С собой Мистина привел еще десяток бывших отцовых отроков – раненых и сдавшихся. Они уже поклялись ему в верности и стали его людьми.

Свенгельдовой дружины, столько лет державшей в своей власти Деревлянь, больше не было. Была дружина Мистины Свенельдича. И он остался в Свинель-городце, в то время как Ингвар тронулся обычным путем по Ужу, собирая свою дань.

Мой отец с Ингваром не виделся. Он понял, что сейчас надеяться на военную помощь не стоит: Ингвар сначала должен разобраться в своих делах. И предпочел не раздражать его встречей, которой тот, уж конечно, не обрадуется.

Но мне с возвращением отца стало легче. Когда-то нас разлучило то, что он потерял киевский стол, зато потеря им моравского стола вновь свела нас. Я знала, что среди всех эти сложностей он едва ли может помочь, но от близости родного человека у меня впервые за много дней стало веселей на сердце.

* * *

Однажды Ута вышла поутру из избы с тревогой на лице.

– Вы Соколину не видали? – спросила она Богатку, который рубил хворост на чурбаке у своей двери.

– Не-а. – Тот разогнулся и откинул волосы с глаз. – А чего?

– Да нет ее нигде. И дети не видели.

– Давно нет? – К ним подошел Ходыга.

– С ночи. Я давно проснулась, едва светало, – а ее уже нет. Думала, на двор вышла, жду, а все не идет.

– Покричать надо.

Стали кричать. Голоса звонко разлетались по лесу, но, кроме озвеня, никто не отвечал.

– Уж не сбежала ли она? – первым заикнулся Ходишка.

На лицах братьев отразилось недоверие, смешанное с ужасом. Быть того не может! Ну а если все же да, то как они будут отвечать перед отцом?

– Да ну вас! – с расстроенным видом отмахнулась Ута. – Куда тут сбежишь – к Ящеру в… Ой, матушка! – Она вдруг зажала себе рот. – А не уве… не увела ли ее… старуха… волхвунья?

Ута так хорошо себе это представила, что на самом деле побледнела.

– Недаром она все ходила… чуть не всякую ночь… манила… может…

Братья, тоже бледные, переглянулись. Потом Ходишка первым пустился бежать. Двое других – за ним. После всех спешили Ута и дети, которых она напрасно молила остаться в избе.

– Стой! Вот! – Ходишка резко остановился, так что братья налетели на него сзади, и ткнул пальцем в землю перед собой.

На влажной земле отпечатался след девичьей ноги.

– Свежий! Вон еще!

Вчера шел дождь, поэтому видно было, что Соколина прошла здесь ночью или утром.

Цепочкой, уже молча, затаив дыхание, они все шли за Ходишкой, а тот высматривал следы. Те вели к Навьему Оку…

Завидев издали блестящую воду, Ходишка вскрикнул. За ним ахнули и остальные. На берегу среди осоки что-то белело.

– Это… платок ее… – прошептала Ута.