Впрочем, едва миновал месяц и принцесса снова смогла ездить на свои прогулки, как все стало на свои места. По крайней мере, поначалу Эдгару показалось именно так.

Далеко в горы они больше не забирались, зато окрестности столицы изъездили вдоль и поперек: бродили по лесам, сперва прозрачным, потом — покрытым зеленым кружевом первых листьев, лазили по скалам у моря и скакали наперегонки по полям, покрытым расцветшими тюльпанами.

Эдгар далеко не сразу понял, что любуется не природой, а спутницей, да и когда понял, сперва не придал этому значения. В конце концов, принцесса и вправду красива, что же странного в том, что ее улыбка впечатляет куда больше, чем все тюльпаны предгорий? Он не думает ни о чем предосудительном, помнит свое место, и говорить больше не о чем.

Но не держать в мыслях ничего предосудительного с каждым днем становилось все труднее. Видеть каждый день, сидеть рядом, едва не касаясь щекой щеки, проверяя ошибки на письме, держать за руку, помогая спуститься с коня. И помнить свое место.

Он решил, что нужно уехать, пока не поздно. В конце концов, нужда в нем как учителе давно прошла: познаниями принцесса смогла бы потягаться с любым выпускником университета, правда, писала по-прежнему с ошибками, но кто и когда требовал от женщины безупречной грамотности? Оставалось только изобрести безупречный повод, но придумать ничего не получалось, как он ни старался. Наконец Эдгар понял, что вруна из него не выйдет, и решил просто попроситься домой — мол, соскучился по брату, по родным местам, да и нечего ему больше делать в королевском дворце. Все это он выпалил принцессе, едва дождавшись окончания очередного занятия. И испугался, когда в библиотеке (куда они перебрались еще по осени) повисла тишина.

— Ты уже был у отца с этим? — спросила наконец принцесса.

— Нет.

Эдгар сам не знал, почему не пошел сразу к королю. Хотел посмотреть, поверит ли принцесса в его объяснения, наверное. А еще, если уж быть совсем честным, разговора с королем ученый откровенно побаивался. С него станется разглядеть то, в чем сам Эдгар не признался бы и под пыткой.

— Тогда я запрещаю говорить с ним об этом.

— Принцесса, я не твой подданный.

— Да, это правда. — Она снова надолго замолчала. Потом накрыла его ладонь своей. — Не уезжай.

— Принцесса, я…

— Осталось недолго. Мой жених пишет, что, если ничего не случится, его люди приедут через месяц. И еще через три дня мы поедем в Аген. Ты провел столько времени вдали от дома, неужели месяц что-то изменит?

Она торопливо отдернула руку, свернула в трубочку лежащий на столе пергамент.

— Принцесса, сказать по правде, я устал. От чужого языка, чужих нравов, дворцового этикета. Устал постоянно быть на виду. — Все это действительно было правдой, и как же хорошо, что не нужно выкручиваться. — Принцесса, я всего лишь простолюдин, все это — не по мне.

— Всего месяц. И дорогу до Агена. — Девичьи пальцы теребили пергамент. — Я не должна этого говорить, но… Вчера вечером отец взял меч и ушел стоять у изголовья своей… если ты уедешь, у меня совсем никого не останется.

— Меч?

— Ах, да, ты же … У нас можно взять женщину в жены только после того, как она докажет способность к деторождению, ты знаешь. Так вот: рожая, женщина открывает путь между миром живых и миром духов. И оттуда может прийти зло, сгубив и ее, и ребенка. Чтобы такого не случилось, в изголовье роженицы встает мужчина с мечом. Родич. Или тот, кто собирается назвать ребенка своим. Если роды закончатся благополучно, он на ней женится. — Она положила вконец измятый лист на стол, начала разглаживать ладонью. — Я потеряла мать и братьев, а теперь и отец… И если еще и ты… Не уезжай.

Эдгар никогда не видел, как она плачет. Она не плакала и сейчас. Просто молчала, разглаживая ладошкой пергамент. Не поднимая глаз.

Лучше бы она плакала.

Через три дня король закатил пир по случаю рождения сына и будущей помолвки. Люди пели здравицы, пили и радовались, а Эдгар смотрел на принцессу и вспоминал старые сказки о статуях, оживленных злым колдовством.

Впрочем, на следующий день она снова казалась живой и веселой, а еще через неделю, кажется, совершенно пришла в себя. Эдгар обрадовался: трудно быть рядом и знать, что ничем не можешь утешить. Но, с другой стороны, король прав, женившись второй раз: трону нужны наследники. Да, по обычаям Белона женщина может наследовать трон, но разве женщина сможет повести армию в бой, случись в том нужда? И сможет ли она управлять страной, будучи на сносях? Не говоря уж о том, что принцесса выйдет замуж и будет жить в стране мужа — как она сможет удержать в руках страну, не живя в ней?

Правда, свое мнение Эдгар предпочитал держать при себе — впрочем, его никто и не спрашивал.

Они по-прежнему каждый день после занятий ездили на прогулки. И когда принцесса предложила взобраться на скалу, с которой так хорошо была видна столица, Эдгар не стал отказываться. Там и вправду было красиво. А еще можно любоваться девушкой, пока она смотрит на море, и не делать вид, будто пейзажи куда интереснее.

Они начали подниматься. Иногда девушка спотыкалась, опиралась на руку Эдгара. Тот припомнил, как целую вечность назад принцесса показывала этот утес. Тогда она прыгала по камням горной ланью. Откуда вдруг взялась неуклюжесть? Впрочем, ему нетрудно поддержать, дай волю — подхватил бы на руки и унес подальше от всех и навсегда. Вот только от его воли ничего не зависело с самого начала.

Ветер трепал одежду, подхватывал волосы. Где-то внизу ярилось море. Эдгар в последний раз подал руку, помогая девушке выбраться на площадку.

— Садись, — разрешила она, и ученый устроился на камне, глядя на волны. На самом деле хотелось смотреть совсем в другую сторону — и именно поэтому он не отрывал глаз от моря.

— Скажи, — донеслось из-за спины, — как ты ко мне относишься?

Эдгар рывком развернулся. Девушка подошла ближе, почти касаясь его коленей. Ветер рванул платье, на миг обрисовав девичью фигурку. Он поспешно отвел глаза.

— Я задала вопрос, — сказала она.

— Я… — Голос внезапно сел, пришлось откашляться. Что ж, правды не скажешь, значит, он будет лгать. — Я чту тебя как будущую королеву.

Показалось ему или в самом деле на лице девушки мелькнуло что-то похожее на разочарование? Она перевела взгляд на волны. Пальцы затеребили край рукава. Наконец она снова посмотрела на Эдгара.

— И только?

— Я не понимаю тебя, принцесса.

Она шагнула ближе, оказавшись между коленями, почти прижавшись. Надо было отодвинуться — но Эдгар застыл, глядя снизу вверх.

— Все ты понимаешь. Ты — мужчина, я женщина и, говорят, красива. Только почтение? Ничего больше?

Ее ладони опустились на плечи, волосы шелком скользнули по щеке. Надо бы отодвинуться — мысль мелькнула и исчезла. Осталось лишь проникающее сквозь одежду тепло — там, где ее ножка касалась его бедра, да мигом потяжелевшие девичьи ладошки на плечах.