Живые скульптуры.

Вызолоченный скрипач на постаменте и серебряный флейтист. А музыки не слышно за голосами. Ныне не премьера, но… мисс Вандербильд блистает.

Хороший повод.

– Дорогой, – матушка смахивает с лацкана пиджака невидимую пылинку, – ты выглядишь усталым.

Неуместно усталым. И явно не желающим раскланиваться с общими знакомыми. Пустые разговоры, а время уходит. Из десяти секторов Кейрен проверил семь. Каждая ночь выматывала, у него едва хватало сил на то, чтобы доползти до кровати. Несколько часов сна. Рассвет, с которым он пробуждается, хотя мучительно, муторно хочет спать.

Тяжелая голова.

Новый день. И ожидание ночи.

В ложе Кейрен, кажется, все-таки заснул, поскольку видел перед собой ту женщину с разбитым лицом и рыжими длинными волосами. Разбудило осторожное покашливание отца.

– Я… – Кейрен чувствовал, как от голоса несравненной мисс Вандербильд раскалывается голова. – Выйду ненадолго…

Перстень жжет карман. И душно, невыносимо душно, снова. Оказавшись в коридоре – музыка продолжала звучать, надрывно, надсадно, будоража дурное, – Кейрен прислонился головой к стене. Он стоял долго и, вдруг решившись, направился к холлу.

Сегодня он не выдержит разговора с матушкой.

Сорвется. И потом станет мучиться и срывом, и ее обидой. Обиды все равно не избежать, но не сейчас. Побег глуп, но отец поймет. И потом, хотелось бы верить… нет, разозлится, конечно. И Сурьмяные затаят обиду, но все решено.

Кейрен не отступит. Его ждет восьмой сектор…

…и Таннис.

Здесь?

Бред?

Явь.

– Я тебя жду. – Неловкая, виноватая улыбка.

…пурпурное платье, чересчур оголенное. И палантин из чернобурки, который на мускулистых плечах смотрится смешно, нелепо, как и вычурное, слишком массивное ожерелье.

– Я… давно тебя жду. – Она мнет перчатки, длинные, кружевные и…

Откуда взяла? Палантин? Ожерелье? Браслет крупный, тяжелый, с кабошонами?

– Здравствуй…

Ее окружает плотное облако духов, от которых першит в носу.

– Погоди. – Таннис отступает. Танец для двоих, и в нем она вновь убегает. – Кейрен, мне жаль, но… не надо больше меня искать.

– Я тебя нашел.

– Нет, Кейрен, не нашел. Я сама захотела тебя увидеть.

Нервный голос, дрожащий. И смотрит куда-то за спину, но Кейрен обернулся, убеждаясь, что за спиной – пустота.

Мисс Вандербильд поет соло.

– Ты должен понять, что все закончено.

Для кого? Ей не идет это золото. И платье. К чему подобный вырез? Красное кружево, которое…

– Я нашла другого… покровителя. – Она давится этим словом, но все же выговаривает. И подбородок задирает гордо, демонстрируя украшения. – Если уж продавать себя, то за хорошую цену.

– Таннис…

– Тебя ждут. – Она не позволяет прикоснуться. – И меня тоже. Мне не следует отлучаться надолго…

…и снова этот взгляд за спину. Но уйти Кейрен не позволит.

– Пусти! – Она пытается вырваться, но как-то… несерьезно. Изгибается, отталкивает, но… – Кейрен, пожалуйста… ты не понимаешь!

Шепот. И сквозь духи пробивается такой знакомый запах земли.

– Тише…

Пальцы к губам, и рычание получается сдержать.

– Отпусти меня… – Она не спешит убрать руку, растягивая прикосновение до неприличия. – Отпусти… насовсем. У нас с тобой нет и не может быть будущего!

Это сказано громко и не для него.

Для Кейрена – взгляд. И робкая ласка, рисунок от родинки к родинке, как когда-то, сама того не замечая. И в последний момент вдруг спохватывается, отталкивает его, с яростью, с непонятной обидой.

– Я…

– Нет, Кейрен. Я все решила. Уходи. Оставь меня в покое! В конце концов, я имею право…

– На что?

– Бросить тебя. Ты… ты мне не нужен.

У нее почти получилось солгать.

– Таннис! – Этот голос заставляет ее отпрянуть. – Вот ты где… простите, она, наверное, заблудилась…

Ложь. И этот человек в черном костюме, который явно сшит на заказ, знает об этом. Он берет Таннис под руку, – хозяйский, вальяжный жест, – и прижимает к себе.

Сдержаться.

Во взгляде мольба. И страх.

– Освальд Шеффолк, – с улыбкой говорит знакомый незнакомец, и тонкий шрам на щеке проступает четко. – Кажется, мы не были представлены друг другу?

– Увы. – Кейрен очень осторожно пожимает протянутую руку.

Белые перчатки.

Белая манишка.

Белая мертвая кожа, вызывающая воспоминания о подземнике. И глаза, кажется, такие же, блеклые, мутноватые.

– Рад, что мы исправили это… недоразумение. Дорогая, нам пора возвращаться, матушка волнуется. Ты же знаешь, сколь вредно ей волноваться.

Таннис он держит крепко, и обернуться она не смеет.

– Освальд… – Кейрен попробовал это имя на слух. – Шеффолк. Герцог.

Он заставил себя отступить.

На полу лежала красная перчатка, длинная, отделанная черным кружевом. Она пахла духами.

Таннис.

И подземельем… проклятье! Следовало просто взвалить ее на плечо, а не… и что теперь? Ворваться в ложу? Она ведь не признается, что ее удерживают силой. Будет стоять до последнего… скандал… отстранят, и плевать, что отстранят, так и сослать могут.

А ее вернут.

Может, этого и добивается человек? Отсюда и жесты, и намеки эти оскорбительные… он рискует, но… пес не нападет на человека, а дуэли запрещены.

Драка?

И отстранение. Нет, Кейрен не готов играть по его правилам.

– Ох, это наша девочка обронила?! – воскликнула старушка в карамельно-розовом пышном платье. – Девочка расстроится… хотя, как мне кажется, ей не нравятся эти перчатки…

Откуда она взялась?

Напудренная, нарумяненная, жующая печеньице…

– Я передам. – Старушка ловко выхватила перчатку из рук Кейрена и, заглянув в глаза, сказала: – Он страшный человек.

– Тетушка! – Знакомый, обманчиво дружелюбный голос, от которого шерсть на загривке дыбом встает. – Вот вы где! Тетушка, нельзя докучать незнакомым людям…

Освальд Шеффолк скалился.

– Извините, тетушка слегка не в себе, а я недоглядел…

– Мальчик с голой шеей! Освальд, разве можно ходить вот так, с голой шеей? Зима уже! И сквозняки. А сквозняки опасны… – Толстуха раскрыла ридикюль и вытащила желто-синий ком. – Ему обязательно нужен шарф.