…тень покинула укрытие.

Она держалась в отдалении, но явно провожала Кейрена.

Какая утомительная забота.

Кейрен шел не спеша, отрешившись от снега и холода. Останавливался время от времени, разглядывал украшенные рождественскими венками витрины.

Следил за тенью.

А она смелела и подбиралась ближе.

…человек.

Кейрен свернул в переулок. И еще в один, заходя тени за спину. Ветер донес запахи дыма, осенних листьев и крепкий дух немытого тела. Человек, замерев на перекрестье, где единственный фонарь погас, вертел головой.

– И кто тебя послал? – ласково спросил Кейрен, положив руку на плечо соглядатая.

Он позволил когтям прорвать перчатки и дрянную кожаную куртенку. Провожатый заверещал, рванулся, но, поняв, что сбежать не выйдет, замер.

Как есть человек.

И если поначалу Кейрен принял его за подростка, стало очевидно – ошибался.

– Пустите, дяденька! – взвыл преследователь, дергая плечом. И тут же заголосил: – Поможите! Режуть! Убивають! Поможите!

– Заткнись! – К просьбе Кейрен присовокупил затрещину. – Или в Ньютоме поговорим?

– Дяденька, да пошто меня в Ньютом! Я ж никому дурного не сделамши!

– Прекрати кривляться. – Кейрен сжал руку, заставив человека замолчать. И тот зашипел от боли, круглое морщинистое личико его исказила гримаса ненависти.

Лет двадцать пять, если не больше. Привык притворяться подростком, но глаза взрослые и морщин многовато, а характерные мешки под глазами и вовсе не скрыть.

– Ну? Так где поговорим?

– А об чем нам с тобою базлать? – Человек выпрямился и запрокинул голову, выставляя синюшную шею с острым кадыком. – Ты себе гуляй, я себе пойду. Предъявить-то мне неча, господине хороший.

– Зачем следил?

– Кто следил? Я? – Он зашелся мерзковатым смехом. – Примерещилося те, господине хороший. Я ось гулял… шел себе, думал об… а на кой ляд те знать, об чем я думал? А тут ты, схватил, трясешь… нехорошо так с людьми-то, господине… ну как я жалобу накатаю?

– Накатай.

– Больно наглый ты, господине. Небось думаешь, что ежели Оська из человеков, то прав не имееть? Оська свои права знаеть, и ты, господине, не мацай его! А то ж будешь ущербу возмещать. – Он говорил эту чушь, глядя Кейрену в глаза.

Скалился. И смеялся, не скрывая смеха.

– А не боишься, что я тебя за старые дела упеку, Оська?

– Так чистый я перед законом. От те крест, господине хороший! – Он размашисто перекрестился и сплюнул под ноги.

– Ну это еще доказать надо… – Кейрен оскалился, демонстрируя клыки. – Уж больно вид у тебя, Оська, подозрительный. И намерения неясные. А коли ты и вправду так хорошо знаешь свои права, то в курсе быть должен, что могу я тебя задержать… до выяснения обстоятельств. Денька на два. А то и на три. И провести следствие…

Он говорил это почти на ухо, ласковым проникновенным голосом, дурея от желания вцепиться этому шуту гороховому в горло.

– …и по результатам следствия, которое я буду проводить очень… очень дотошно, мы и решим, насколько ты перед законом чист. Тебе понятно?

Оська всхлипнул и кивнул.

– И повторяю вопрос, кто велел тебе за мной следить.

– Никто.

– Не боишься?

– Никто, господине хороший! От вам крест…

– И бога своего не боишься. Он ведь, кажется, врать запрещает, Оська… ну, идем, что ли.

– Куда?

– В Ньютом…

Дернулся, взвился было тонким криком, но сам затих и, сгорбившись, скукожившись словно, побрел рядом. Ньютома Оська побаивался, Кейрена – тоже, но того, кто отправил его по следу, он боялся много сильней.

– Давай я буду говорить, а ты кивать, если я прав, или качать головой, ежели вдруг ошибаюсь. – Кейрен взял нового приятеля под руку, но предупредил: – Решишь бежать, так я след возьму. Ты ж знаешь, как мы любим охоту…

Проняло. Оська глянул искоса, с откровенной ненавистью, к которой теперь примешивалась изрядная толика страха.

– Итак, Оська… к слову, молчать решишь, так мы и до Ньютома не доедем… тут недалеко парк имеется, не королевский, конечно, старый, говорят заросший, пустой… да и что честным людям в такое-то время в парке делать?

– Ты… не посмеешь!

– Вообще-то, – признался Кейрен, – прежде мне не случалось охотиться на людей…

…Таннис, и след по пустырю. Черное зеркало провала. Азарт, который затмевает разум.

– …но братья говорят, что люди куда интересней оленей…

Совесть молчит. И человек, вцепившийся в рукав куртки, только слабо икает. Он шапку обронил.

Тощий. Взъерошенный. Волосы обрезаны неровно, и на макушке его уже проклевывается лысина. Он жалок в своей дрянной кожаной куртенке с заплатами на локтях, с карманами, нашитыми поверху и явно наспех. С лысиной этой, со сплюснутой головой и утиным носом, с верхней губой, которая выдавалась вперед и притом выворачивалась, с желтыми гнилыми зубами.

– Итак, вернемся к нашей беседе. Тебе сказано проводить меня?

Кивок.

– И только?

Еще один кивок, но после паузы, которая заставляет сомневаться в том, что Оська искренен.

– Не только, значит.

Руки дрожат.

– Он… он убьет меня, – жалобно выдохнул Оська. – Он точно убьет…

– Что тебе сказано сделать?

– На хвост сесть… и до дому… а там подсигналить, что мол…

– Ждут?

– Ждут. – Оська вжал голову в плечи.

– Сколько?

Четыре пальца. Не так уж и много… для обычного пса и вовсе мало, но Кейрену с четырьмя не управиться, особенно если эти четверо правильно подобраны.

– Бить будут?

Кивок.

– Сильно?

– В-велено… н-не д-до с-смерти. – Он заикался, опасаясь глядеть на Кейрена. – Чтоб… поучить… и в больничку… на недельку-другую…

– Ограбление?

И снова кивок. Оськина голова болтается на тощей шее, того и гляди оборвется нить ее, и покатится голова по серебристому, нетронутому следами снегу.

Значит, ограбление…

Случается, пусть и район в целом тихий, но бывают и там… происшествия.

– Недельку-другую. – Кейрен выпустил локоть, но Оська шел рядом, не смея отстать. И сбежать он не попытается, шакаленок, трусоватый, но в том и удача. – Вот что…

…если бы знать наверняка, что Райдо вернулся…

Слишком рано. И надо бы самому. Кейрен потер шею: подаренный шарф оказался на диво кусачим, но довольно-таки теплым. Лезть в драку? Не выход…