Кульминации это достигло на борцовском матче. Оба парня занимались греко-римской борьбой. Оба договорились встретиться поздно ночью, в пустом спортзале, только один на один, и по-мужски разобраться между собой. Сам я не борец – по вполне очевидным причинам, – но все-таки в курсе, что этот спорт четко структурирован, изобилует правилами, а критерии победы четко прописаны. Джеффри нравилась борьба как раз по этой причине – для своего возраста парень отличался высокой самодисциплиной. Он вошел в этот зал живым и здоровым, а покинул его на носилках, с переломом спины и шеи, живой только в растительном смысле этого слова. Через три дня он умер.

– И его смерть списали на несчастный случай, – тихо проговорил я.

– Такова была официальная версия. Крюгер сказал, что оба оказались вовлечены в какую-то сложную серию захватов, и в результате переплетения торсов, рук и ног Джеффри получил серьезную травму. А кто может это оспорить – несчастные случаи нередки на борцовских поединках… В худшем случае все выглядело так, будто два незрелых юнца просто проявили глупую безответственность. Но для тех из нас, кто знал Тимоти, кто понимал всю глубину соперничества между ними, это было далеко не удовлетворительное объяснение. Колледж страстно желал замять случившееся, а полиция была только рада взять под козырек – зачем переть на миллионы Крюгеров, когда есть еще сотни бедных людей, которые совершают преступления?

Я был на похоронах Джеффри – специально слетал в Айдахо. И перед самым отъездом в аэропорт столкнулся с Тимоти в кампусе. Теперь-то я понимаю, что он наверняка сам меня искал. – Губы ван дер Граафа сжались, морщинки вокруг них углубились, словно кто-то затянул шнурком вещевой мешок. – Он нагнал меня возле статуи Основателя. «Слышал, вы уезжаете, профессор», – бросил он. «Да, – отозвался я, – вечером улетаю в Бойсе». «Сказать последнее прости вашему юному прихожанину?» – спросил он. На лице у него было выражение совершеннейшей невинности, деланой невинности – господи, он же актер, так что мог манипулировать чертами лица по собственной воле! «А вам-то какое дело?» – спросил я. Он наклонился к земле, подобрал сухую дубовую веточку, надменно ухмыльнулся – такую же ухмылку вы можете видеть на фотографиях охранников нацистских концлагерей, мучающих заключенных, – с хрустом сломал веточку в пальцах и дал ей упасть на землю. А потом рассмеялся.

Никогда в жизни я не был так близок к тому, чтобы совершить убийство, доктор Делавэр! Будь я помоложе, посильнее, надлежащим образом вооружен, я бы сделал это! А так я просто остался стоять, впервые в жизни потеряв дар речи. «Приятной поездки», – сказал Крюгер и, все так же ухмыляясь, попятился назад. Сердце у меня так колотилось, что я почувствовал приступ головокружения, но как-то ухитрился устоять на ногах. Когда он скрылся из виду, я не выдержал и разрыдался.

Наступила продолжительная пауза.

Когда он более или менее взял себя в руки, я спросил его:

– А Маргарет знает про все это? Про Крюгера?

Он кивнул.

– Я ей все рассказал. Она – мой друг.

Так что несостоявшаяся публицистка оказалась скорее пауком, чем мухой, в конце-то концов.

– И еще один момент – та девушка. Та самая, из-за которой вышел весь сыр-бор. Что с ней стало?

– А вы-то как думаете? – усмехнулся профессор; некоторая старая желчь опять вернулась в его голос. – Она стала избегать Крюгера – и большинство остальных тоже. Они просто боялись его. Ни шатко ни валко отучилась три оставшихся курса, вышла замуж за какого-то банкира и переехала в Спокан. Не сомневаюсь, что сейчас она примерная хаусфрау, возит деток в школу, состоит в женском клубе и под настроение перепихивается с разносчиками.

– И за что было воевать? – медленно проговорил я.

Он покачал головой:

– Абсолютно не за что.

Я глянул на часы. Я провел под куполом чуть более часа – хотя казалось, значительно дольше. Ван дер Грааф за это время вывалил передо мной целый бак всяких отбросов и изрядно покопался в них, но так он историк, они этому обучены. Я чувствовал усталость и напряжение и просто жаждал свежего воздуха.

– Профессор, – произнес я, – не знаю, как вас и благодарить.

– Если вы найдете этой информации хорошее применение, то будем считать, что мы в расчете. – Голубые глаза мерцали, как два газовых огонька. – Попробуйте сами сломать кое-какие веточки.

– Сделаю все возможное. – Я поднялся.

– Я уверен, что провожать вас не надо.

Действительно, выход я нашел сам.

Когда я был уже на полпути к лифту, то услышал, как он кричит мне вслед:

– Напомните Мэгги про наш пикник с пиццей!

Его слова эхом заметались среди гладких каменных стен.

У некоторых примитивных племен есть поверье: для того чтобы победить врага, недостаточно уничтожить одну лишь его телесную оболочку – нужно также победить и душу. Это верование лежит в корне различных форм каннибализма, которые, как известно, существовали – и все еще существуют – во многих мировых религиях. Вы – это то, что вы едите. Сожрите сердце своей жертвы – и обретете власть над самой ее сущностью. Перемелите пенис своего врага в пыль и проглотите ее – и завладеете его мужским естеством.

Я подумал про Тимоти Крюгера и про парнишку, которого он убил – про то, как он присвоил личность бедного студента на спортивной стипендии, описывая мне себя, – и в идиллическую зелень тихого кампуса решительно вторгся образ жадно облизывающего губы, вгрызающегося в кости дикаря. Поднимаясь на мраморные ступеньки Креспи-холла, я все еще безуспешно пытался выбросить этот образ из головы.

В ответ на мой условный стук послышалось: «Подождите секундочку!», и дверь открылась. Маргарет Доплмайер впустила меня и заперла дверь.

– Ну что, помог вам чем-нибудь ван дер Грааф? – небрежно спросила она.

– Он мне все рассказал. И про Джеффри Сэксона, и про Тима Крюгера, и про то, что вы были его конфидентом.

Покраснев, она буркнула:

– Только не ждите, что я буду испытывать чувство вины за обман, когда вы проделали то же самое со мной.

– Не буду, – заверил я ее. – Я просто хочу, чтобы вы знали: он мне доверился и все рассказал. Я знаю, что вам было нельзя, пока он сам этого не сделал.

– Рада, что вы это поняли, – чопорно сказала Маргарет.

– Спасибо, что свели меня с ним.

– Была только рада, Алекс. Просто правильно распорядитесь полученной информацией.

Уже второй раз за десять минут я получал подобный наказ. Добавьте к этому схожее задание от Ракель Очоа, и нагрузка получится увесистая.

– Обязательно. Раздобыли вырезки?

– Вот.

Она вручила мне ксерокопию. Смерть Лайлы Тоул и «Малыша Уилли» удостоилась первой полосы, разделив пространство с репортажем о каком-то студенческом празднике и перепечаткой из «Ассошиэйтед пресс» на тему опасности сигарет с марихуаной. Я начал ее проглядывать, но копия была смазанная, и текст едва читался. Маргарет заметила, как я напрягаю глаза.