– Пошла вон, – басом прервал ее Олег. – Пошла, я сказал! – он заорал так, что, кажется, стекла зазвенели на всем этаже.

– Да с удовольствием!

– Ключи оставь! – рычит мужчина.

– Пожалуйста!

Брякает связкой об стол.

– Семейка чокнутых мажоров! – выплевывает ядом.

Каблуки застучали в сторону выхода. Через секунду дверь широко распахнулась и из кабинета вылетела Юля.

Встаю у нее на пути.

– Ты! – взвизгивает, узнав.

– Я!

Бью ее наотмашь по щеке. Хорошо так, от души и до ощущения ожога на коже руки.

– Сучка! Это тебе за инвалида!

Другой рукой обжигаю по второй щеке.

– А это за курицу!

С удовольствием отмечаю, как на красивом лице наливаются красным отметины моих пощечин.

– Только попробуй подойти ближе километра к моей семье!

– Дура бешеная! Истеричка! – Юля хватается за щеки. Выплевывает слова через раз и больше похожа на выброшенную на сушу рыбу.

– Беги отсюда, вобла сушеная, пока я тебя бешенством не заразила! Ну! 

Делаю угрожающий шаг в ее сторону, и Юля, всхлипывая, рассыпая ругательства и прикрывая лицо руками, бежит по коридору в сторону лестницы.

– Мама, ты ее победила! – слышу за спиной дочь.

Оборачиваюсь, встряхивая руки, сбрасывая невидимую грязь. Девочки во главе с бледной Никой стоят рядом. Тоже слышали крики Юлии в кабинете врача.

– Ника! – гремит сзади Олег. – Что все это значит? ЧТО я только что узнал?

– Олег Дмитриевич, – загораживаю Нику собой, – Юля не в себе. Ваша жена ни причем.

– Папа, да! Эта стерва все врет! – рядом со мной встает Алиса. – Ника не виновата!

Марина к нам присоединяется. Теперь мы втроем защищаем Веронику от  разъяренного Олега.

– Если я узнаю, что ты… – Олег гневно смотрит поверх наших голов на жену. Дал же боженька роста.

Алиса бросается к отцу, обнимает его талию, не давая приблизиться к Веронике.

– Папа! Не ругай Нику! Ника хорошая!

– Молодые люди, пожалуйста, тише, – из кабинета вышел врач. Высокий крепкий  мужчина в белом халате. Строгим взглядом осматривает нашу кучку. – Здесь больница, а не базар.

– Простите, – торопливо подхожу к нему. – Я могу увидеть Дмитрия Кудрявцева?

– Он спит. Приходите завтра, – врач пытается обойти меня по дуге.

Преграждаю ему путь.

– Пожалуйста, мне очень нужно к нему сейчас!

– Разрешите ей, Иван Алексеевич, – командирским голосом отдает приказ Олег, будто это он главный в отделении или во всей больнице.

– Ладно, идите, – сдается врач. – Только недолго. Пятая палата.

– Мама! – Маришка подбегает. Опускаюсь перед ней на корточки, и дочка громко шепчет мне на ухо: – Передай, пожалуйста, папе, что я его люблю! Сильно–сильно!

– Обязательно передам, солнышко. Побудь здесь с Никой и Алисой, ладно?

– Хорошо!

Проводив дочь и Диминых родных до лестницы, возвращаюсь в пятую палату.

– Елена –

Вхожу в пятую палату, тихо прикрыв за собой дверь. Одна кровать стоит посередине строгих белых стен. Рядом какие–то приборы, экраны, провода. Что–то негромко пикает, мигает, но в целом тихо.

Все мое внимание обращено только на Диму. Сомнений нет – он спит. На спине, укрытый по грудь. Руки поверх тонкого одеяла лежат вдоль тела. На сгибе локтя пластырь – след от капельницы. На безымянном пальце – какая–то прищепка с проводом.

Подставляю стул к кровати, присаживаюсь рядом. Обхватываю мужскую кисть двумя руками, целую пальцы, глажу его ладошкой свое лицо, прикрыв глаза. Он так ласкал меня совсем недавно – сегодня утром, ночью, вчера...

– Любимый мой, ты нас так напугал.

Знаю, спит, не слышит, не чувствует, но мне так хочется с ним поговорить, не смотря на комок в горле.

– Я так по тебе соскучилась. Не виделись всего несколько часов, а я уже…

Запрещаю слезам прорываться наружу. Диме не нужна моя сырость. Делаю глубокий вдох, успокаиваюсь, улыбаюсь.

– А мы сегодня были в парке, хотели там тебя дождаться. Алиса позвонила, предложила встретиться. И, представляешь, Дима, она с Никой была. Подстроили нам встречу, – тихо посмеиваюсь, вспоминаю свою растерянность. – Девочки на карусели убежали, а мы с Вероникой болтали. Она классная. Добрая. С Алиской как… ну, не мама с дочкой, а скорее как сестры. Подружились. А еще у Ники и Олега тоже будет девочка. Им так нравится наша Маринка, что они свою дочку чуть так же не назвали, но потом на Дарине остановились. Красивое имя, правда? Это Алиса придумала.

Глажу Диму по черным волнистым волосам.

– Чудовище мое, самое красивое, самое обаятельное. Дочка просила передать, что она тебя любит. Так и сказала: "Передай, пожалуйста, папе, что я его люблю! Сильно–сильно!". Вот, слышишь, Дима, ты – папа! И ты нам очень–очень нужен!

Веду пальцами по лицу любимого. Приглаживаю густые черные брови, любуюсь длинными темно–коричневыми ресницами. Они не дрожат, лежат веером. И губы, эти чувственные полные губы, которые одним касанием выбивают у меня почву из–под ног, сейчас на мужественном красивом лице без намека на улыбку. Неужели тебе ничего не снится, хороший мой?

– Знаешь, Дим, я все время думаю… как хорошо, что ты приехал на обед в то кафе, а мы с Маришкой внепланово решили поесть мороженое. Мы ведь могли не встретиться… и у моей дочки не появился бы такой замечательный отец... Я тебя сильно–сильно люблю, Дмитрий Кудрявцев!

Ложусь головой ему на грудь, прикрываю глаза, задерживая насколько возможно слезинки ресницами.

– Леночка, – кто–то трогает меня за плечо.

Подскакиваю.

– Любовь Михайловна, – осматриваюсь, смахиваю мокроту со щеки. – А я тут…

Не слышала, когда она вошла. Улыбаюсь смущенно. На женщине лица нет, тоже плакала. Обнимаемся с ней, украдкой друг от друга стираем слезы.

– Ты иди домой, Леночка, я посижу с сыном. Врач разрешил остаться.

– А… нет… не могу… я останусь с Димой... А вы заберите себе Марину, если можете.

Она смотрит внимательно мне в глаза. Мудрая женщина, все–все понимает.

– Хорошо, заберу, не переживай.

Мы выходим вместе в коридор. Родственники все еще здесь. Олег в обнимку с женой, девочки наши. Обступили нас с Любовью Михайловной.

– Мама, как папа? Спит? – кнопка теребит меня за руку. Присаживаюсь перед ней на корточки.