– Сеня, блин, что-то я не понял. От нас уже и здесь люди разбегаются? – оторопело спросил омоновец. – А кто, в натуре, выпивку к столу нам подавать будет?

– Да подожди ты со своей выпивкой! С деревней дай сначала разобраться, – осадил его Рабинович. – Что-то тут не чисто. Не вервольфы ли наши поработали?..

Не успел он задать этот вопрос, как дверь ближайшего дома со скрипом отворилась и на порог выскочил тощий грязный мужичонка в чалме и с козлиной бородкой, к тому же сжимавший в руках кривой ятаган. Сеня улыбнулся и хотел с достоинством, подобающим российскому милиционеру, поприветствовать незнакомца, но не успел. Мужичонка завизжал и бросился к ментам, подняв вверх свое холодное оружие.

– А-а-а, иблис вас задери при помощи клизмы! – завопил он. – Мало здесь позверствовали? Опять назад вернулись? Убью гадов, да сожрет джинн ваши души.

От такого приветствия Сеня лишь на секунду опешил, но мужику этого оказалось достаточно, чтобы очутиться рядом и попытаться ятаганом вспороть пузо ни в чем не повинному милиционеру. Вряд ли тощему аборигену удалось бы осуществить свое намерение, но Жомов не стал ждать, пока Рабинович сам разделается с обидчиком. Омоновец ласково огрел дебошира дубинкой по голове, а потом, в одно мгновение спрыгнув с коня, на всякий случай, просто так, для страховки, пару раз стукнул его же по почкам. Абориген сначала потерял сознание, потом пришел в себя, застонал и заплакал.

– Вот народец слабый пошел, – вздохнул Жомов, поднимая мужичка с земли и бережно отряхивая. – Уж нельзя его и стукнуть пару раз. Сразу в слезы и сопли начинает по морде размазывать.

Сеня тоже спешился и остановился рядом с хнычущим аборигеном. Остальные тоже подтянулись и удивленно рассматривали мужика, не понимая, с чего это он так взбеленился. Абдулла выдвинул предположение, что местный житель ошибся, приняв их за крестоносцев. Эта мысль показалась вполне резонной, и друзья принялись разуверять аборигена.

– Мужик, да ты ошибся, – ласково проговорил Андрюша. – Посмотри на нас повнимательней. Разве мы похожи на крестоносцев? Мы даже одеты-то по-другому. Ты не на кольчуги внимание обращай, на форму посмотри. Мы из милиции, и ничего плохого тебе не сделаем. Мы не такие звери, как крестоносцы…

– Правильно, – поддержал его омоновец. – Мы еще хуже!..

– Жомов, блин! – рявкнул на него Сеня. – Ты заткнешься когда-нибудь, дурная твоя башка!..

Но было уже поздно. Мужик перестал всхлипывать и с откровенной злостью в глазах посмотрел на троих друзей, стоявших около него полукругом. Еще раз шмыгнув носом и удостоверившись, что череп после удара Жомова не треснул, а почки остались на месте и не полезли ни вверх по организму, ни вниз, абориген заявил:

– Вот именно, вы еще хуже. И ни с кем я вас не перепутал, опогоненные дети иблиса! В каком же милицейском училище вас так зверствовать обучали? Или вы из солнцевской группировки в милицию служить пошли?

– А на Солнце разве группировки есть? – вполголоса поинтересовался у Абдуллы ландскнехт, но мужик его услышал и принял вопрос на свой счет.

– Не знаю я, что и где есть. А про группировку так, к слову пришлось, – завопил он. – А знаю я то, что вот эти три молодца были здесь не далее чем пять часов назад. Перебили всю посуду в кабаке, покалечили всех местных жителей, разогнали живность и заставили наших баб танцевать им канкан. И скажите мне на милость, кто теперь их иначе, чем зверьем и козлами, называть будет? Никогда ментов козлами не называл. Потому как раньше не видел. Зато теперь только так звать и буду. Козлы вы и есть козлы!

– Сеня, гадом буду и на сутки на диету сяду, если это не лориэлевские проделки, – вспылил Попов. – Ты послушай, он даже выражается так же, как этот проклятый эльф!

– Подожди ты, – оборвал его Рабинович и посмотрел на мужика. – Слушай, ты что-то путаешь. Мы не могли пять часов назад быть здесь. В это время мы в реке купались, что к северо-западу от вашей деревни. Ты нас с кем-то спутал.

– Ага, спутаешь вас, как же! – возмутился абориген. – Твою-то длинноносую еврейскую морду я точно запомнил. Скажешь, не ты за ноги моего сына подвешивал, чтобы заставить меня рассказать, где я с трудом накопленные гроши прячу? – Мужичонка повернулся к Жомову: – А ты, бык педальный, зачем бревнами в мою собаку кидался? – Теперь настал черед Попова: – А эта свинья мою третью жену лапала и требовала с ложечки халвой его покормить. Извращенец хренов! Разве в такие моменты о еде думают?

– По-моему, он борзеет, – задумчиво проговорил Жомов.

– Не по-твоему, а точно! – поддержал его Попов. – На хрена мне бабы, когда халва есть?

– Да помолчите вы, олухи царя небесного! – завопил на криминалиста с омоновцем Рабинович и повернулся к аборигену: – Ну-ка, рассказывай все по порядку…

Мужичонка поупрямился немного, дескать, что вам рассказывать, когда вы тут сами бесчинства учиняли. А затем, видя на лицах ментов откровенное недоумение, решил, что, видимо, у всех троих приступ дежа-вю, и решил немного поработать доктором. Он начал рассказывать, и трое друзей разинули рты – настолько невероятным было то, что говорил абориген.

По его словам, трое конных сотрудников российской милиции – то бишь Жомов, Рабинович и Попов – прибыли в деревню часов семь назад. Местные жители вышли встречать чужаков, дивясь их необычной одежде, о чем потом горько пожалели. Увидев собравшуюся на околице толпу, менты пришпорили коней и врубились прямо в гущу ничего не подозревающих людей. Точно такими же дубинками, как у троих путешественников, неизвестные начали избивать жителей, а когда те бросились по домам, пытаясь хоть там спрятаться от садистов, менты устроили настоящий погром: выламывали двери, крушили мебель и учиняли прочие бесчинства, часть которых уже описывал абориген.

– И не говорите мне, что вы ничего не помните! – закончил мужичонка свою речь. – Если вы шайтаном одержимы, то к мулле обратитесь. Он вас быстренько вылечит: камнями на площади побьет! – После этого своего пожелания абориген на секунду задумался, внимательно рассматривая троих ментов.

– А я скорее всего прав! Вы действительно демоном одержимы, раз внешность менять умеете, – заявил он. – Вон тот, толстый, похудее был, да и ростом пониже. Зато какой зверюга?! У-у! А этот вот здоровенный шрамом на лбу красовался и улыбался все время, как придурок. – Жомов испуганно потер лоб, отыскивая следы несуществующего шрама. – Еврей тоже не такой. Правда, не пойму, что конкретно изменилось. По-моему, раньше он в плечах шире был, да еще и животик выпирал…

– Все, хватит болтать! – оборвал его Рабинович, не терпевший издевательства над своей внешностью. – Нам все понятно. Покажешь, где кабак, и можешь быть свободен. Ясно?

Перепуганный изменением интонации, мужичонка затрясся и, покорно кивнув, торопливо указал на большой дом, расположенный прямо в центре деревни, а затем бросился назад, в свое жилище. На пороге он наорал на одну из жен, поинтересовавшись, не хочет ли она, чтобы ее еще разок чужаки полапали, и только после этого скрылся за дверью. Менты пару секунд смотрели ему вслед, а затем забрались на коней и двинулись в центр поселения.