инструкции. Зря, потому что я ненавижу врать! А по инструкции я должен врать так, как никогда в жизни ещё не приходилось…

Помните я рассказывал, как нам туго пришлось зимой? Помните? Ну неважно… Это была кошмарная зима. И дело даже не в снегопадах и холоде. У кого были капсулы, те кое-как перенесли эти жуткие холода.

Дело в тех тварях, которые пришли с севера. Это был ужас… Папа, мама! Эти твари — неубиваемые! Что мы только ни делали! Кололи их копьями, забрасывали болтами, рыли ловушки… Но всё напрасно.

По ночам приходили синие прыгуны. Те самые, которые одним ударом своих страшных лап прошивают капсулы насквозь. А днём за нами охотились белые медведи, чью шкуру невозможно пробить!

Нет, кого-то убить нам удавалось! Но это капля в море, хотя баллов за них начисляли хорошо. Ещё и СИПИНы выдали какой-то дурацкий контракт на спасение беженцев… Естественно, мы не стали никого спасать — самим бы выжить…

Мы потеряли почти тысячу человек. Окончательно потеряли! Монстры с севера уничтожали наши капсулы. Я помню, как впервые пробили мою… Я тогда так перепугался, что словами не передать. Но не беспокойтесь! Всё хорошо, и капсула в итоге уцелела. Но те жуткие пробоины зарастали почти целые сутки…

А потом, мама и папа, случилось то, чего господин Иендо боялся больше всего!

Нас предали.

Сторонники войны узнали о наших планах уйти. Возможно, они даже знали о них с самого начала… В любом случае, всех, кто хотел отделиться, обвинили в сепаратизме.

Нет…

Об этом я вспоминать не хочу…

Совсем…

И теперь мне надо выторговать для наших людей те условия, которые были осенью. И врать, врать, врать… А вы знаете, как я это не люблю! Я же не умею толком врать! И мне кажется, что господин Иендо, если я провалю задание, спустит на меня всех собак. Меня просто сделают крайним…

И мне страшно! Очень страшно!

Но я решил, что не дам так с собой поступить. Я буду врать, и снова врать, и торговаться, и врать… А если не получится… У меня есть резервный план. Я просто подумал знаете о чём? О том, что вся эта наша национальная гордость… В общем, пусть она катится в задницу!

Дневник Листова И. А.

Триста восемьдесят восьмой день. Переговоры и недоверие.

— Ну? Давайте не тянуть кота за яйца! — решительно проговорил Кукушкин, когда мы все устроились в шатре, разбитом рядом с вышкой. — Какова цель вашего визита? И что это за толпа людей прёт на юг, не разбирая дороги?

— Господин Кукушкин, — вежливо ответил через переводчика молодой парень, представившийся Тору Яном, — цель нашего визита в том, чтобы подтвердить все предыдущие договорённости с вами!

Парень всё ещё выглядел слегка удивлённым, после того как увидел сани с запряжённым в них багом. Он, конечно, взял себя в руки… Вот только лицо держать не умел категорически! Что он волнуется, было видно даже нам, не азиатам.

— Знак! — Кукушкин посмотрел на парламентёра. — Я выдавал вам металлический знак, чтобы понять, что говорю с представителями господина Аоки.

Тору спохватился, залез под куртку, долго возился там… А потом всё-таки выложил на стол металлическую табличку.

— Вот, господин Кукушкин! — сообщил он, сияя как начищенный пятак. — Так что насчёт договорённостей?

— О чём ты, парень? — меж бровей Кукушкина залегла складка недоумения. — У нас с вами не было договорённостей!

— Насколько я помню, вы с господином Аоки на прошлой встрече договорились о нашем проходе на юг. Вы обещали разрешить нам это в обмен на наш вассалитет! — возразил парень с очень уверенным видом.

С чересчур уверенным видом.

Я и сам не самый большой мастер вранья, но этот кадр обманывать совсем не умеет. Надо было изображать возмущение, удивление… А он просто уверенно шпарит какую-то фигню.

Я, конечно, на последних переговорах не присутствовал. Однако знаю, о чём там речь шла. И этот молоденький японец выдаёт предложение самих же японцев за наше.

— Это вы предложили, — предсказуемо пожал плечами Кукушкин. — А я обещал подумать.

Парень забегал глазами, как бы ища поддержки то у стенки шатра, то у задумчивой морды бага, видневшейся снаружи…

А потом всё-таки нашёл в себе силы ответить. И его слова тут же повторил переводчик:

— Возможно, меня ввели в заблуждение… Но тогда… Каково ваше решение?

— У меня его нет, Тору! — несколько секунд помолчав, ответил Кукушкин. — О таких переговорах надо сообщать заранее.

А дальше началось моральное избиение… Наш мэр может быть добрым и пушистым, но только если дело не касается серьёзных вопросов. А тогда он превращается в суровое существо, которое не уступит оппоненту ни пяди.

К чести Тору Яно, надо сказать, что он старался. Парнишка действительно из кожи вон лез, чтобы хоть о чём-то договориться. Но у него ни одного козыря в рукаве не было, чтобы бить аргументы нашего мэра.

Мне кажется, даже я бы его раскатал в пух и прах. А Кукушкин и вовсе проехал по парнишке, как каток. Несколько раз ловил на неосведомлённости, пару раз — на вранье, а в результате просто закончил переговоры:

— Вот что, парень! Я тебя не знаю и с тобой не договаривался! Хотите говорить — тащи сюда ваших старших! С ними я готов поговорить. А пока — никому не позволю переходить реку. Всё ясно? Зря только людей потащили! Так что всего хорошего вам! До свидания!

Сам Кукушкин после этого поднялся, показывая, что переговоры закончены. И японцы его поняли. Трое человек поднялись и двинулись на выход.

И только Тору Яно остался сидеть. А рядом стоял, застенчиво переминаясь с ноги на ногу, переводчик.

— Ну что ты, парень? — спросил Кукушкин, когда остальные «парламентёры» вышли. — Отдельное приглашение требуется?

Тору неуверенно посмотрел на переводчика. А потом тихонько, как будто стесняясь, произнёс:

— Раз наши переговоры закончились так, то могу я и мой друг… — он указал на переводчика. — … Попросить вашего гражданства?

— Гражданства, говоришь? — хмыкнул Кукушкин, откинувшись на спинку скрипнувшего стула. — А зачем мне это? Есть тебе, что нам предложить?

— Нет, — парень очень грустно покачал головой.

— Возможно, ты можешь рассказать нам реальное положение дел? — вкрадчиво поинтересовался мэр.

— Могу… Но не стану, — неожиданно твёрдо ответил Тору Яно, сжав руки до белизны в костяшках. — Я готов