обдумывал, раз не захотел поделиться с ней? Самый большой его секрет она знала, более того, иногда они обсуждали это, и в такие моменты ей казалось, что Алекс даже испытывает облегчение, делясь ужасами содеянного и не боясь, что она осудит его. Так о чем же он таком размышлял сейчас, если не захотел говорить ей? Что может быть хуже убийства?

Ника вздохнула. Она не его пара, как и он не ее – лишь временная отсрочка от реальной жизни, в которой у каждого из них может быть свой путь, даже несмотря на схожесть в наследственности, мирах и одержимости. Ника всегда это понимала, с самого начала, но только сейчас это стало беспокоить ее по-настоящему. Сидя в темной прачечной, с заживающим плечом и опухшей лодыжкой, она вдруг осознала, что этот запутанный, странный, полный открытий год совсем скоро завершится, а с ним закончатся и их странные отношения, как ни крути. А этого Ника не хотела. Не могла принять, что два существа, так похожие друг на друга, с одинаковой болью и одинаковым стремлением быть нормальными, должны идти разными дорогами.

Алекс вернулся, бесшумно затворив дверь, и улыбнулся ей – просто и открыто, без намека на какие-либо тайны, – и Ника нехотя улыбнулась в ответ, удивляясь тому, как можно быть друг с другом такими откровенными и все равно находить время и место, чтобы что-то утаить.

– Идиотка!

Блодвинг сплюнула на землю кровь и злобно посмотрела на Долохова. От удара челюсть сильно саднило, и она несколько раз открыла и закрыла рот, чтобы удостовериться, что ничего не сломано.

– Тебе было приказано не трогать Харт-Вуд!

Долохов редко выходил из себя. Самодовольное выражение лица – вот его маска. Сейчас же он был в ярости: ноздри раздувались, словно от долгого забега, волосы взъерошились, и даже воротник на рубашке перекосило в сторону.

– Она знает обо мне! – прорычала Ада, еще раз сплюнув. – От нее надо избавиться.

Долохов оглянулся по сторонам. Они находились на старом заброшенном кладбище в нескольких километрах от пансиона. Деревья еще не сильно обросли листвой, и через них открывался отличный обзор. Вокруг ни души.

– Да и откуда ты узнал, что случилось?

– Папенькин сынок накатал письмо Саквильскому, мол, так и так, но у нас тут безликая шляется и угрожает жизни Мари, – с нескрываемым сарказмом прошелестел Долохов.

– Чушь, мне вообще плевать на нее.

– А то я не понял! – Долохов схватил Аду за плечи и хорошенько встряхнул. – Послушай меня: если ты еще раз выкинешь подобное, я тебя лично убью. – Взгляд Долохова пылал.

Ада поспешно кивнула. Этот напыщенный дурак знать не знает о том, в каких тайнах она копается. Ей лишь нужно подтвердить свои догадки касательно одержимости Алекса – и целый мир будет в ее руках… И никакой Долохов тогда ей не указ.

– И воспользуйся каким-нибудь средством, у тебя синяк под глазом цветет, – добавил Влад.

Блодвинг нетерпеливо сбросила с себя его руки и кинулась через кладбище по направлению к школе. На ходу она обернулась и с жаром сказала:

– Возможно, тебе будет полезно узнать: вчера я ей руку сломала, а сегодня утром она как ни в чем не бывало шагала на завтрак! И ни намека даже на пластырь!

Долохов хмуро смотрел вслед удаляющейся Аде. Какая дура! Как у него вообще хватило ума связаться с этой малолеткой! Ну да, безликая, редкая штучка и полезный инструмент в их игре. Но почему при проектировании данного вида не предусмотрена функция мозга? Долохов в сердцах пнул камень, валявшийся на земле, и вдруг его взгляд упал на надгробие – самое крайнее в последнем ряду: «Н. Стамерфильд, 1999–2000. А. Саквильский, 1998–2000. Пусть ваши души правят на небесах».

– О-о-о-очень интересно, – протянул Долохов, наклоняясь ближе. Что это за кладбище, он знал как никто другой, но никогда не всматривался в надписи на могилах, никогда не интересовался, кого же они тогда… – Значит, сломала руку, а ей хоть бы хны…

Пансион «Форест Холл»

Апрель 2017 года

Плечо зажило уже к утру, но тело ныло от усталости. Утром Мари лишь спросила, как Ника себя чувствует, и больше не стала развивать тему, но до самого вечера ни на секунду не покидала ее. Алекс вернулся с тренировки после четырех с предложением наведаться на крышу.

– Слушай, вы безумно трогательные со своей заботой, но хватит, – мягко сказала Ника.

– Сегодня такой теплый день, и мое любимое место наконец снова пригодно для посещения, – пожав плечами, ответил Алекс.

Ника прищурилась, пытаясь разглядеть сарказм на его лице, но оно было непроницаемо.

– Или ты хочешь сидеть здесь и ждать Блодвинг?

Железный аргумент. Захватив пледы, термос с чаем и ноутбук, они с Алексом поднялись на крышу. Солнце вновь спряталось за тучами, и на улице стало прохладно, однако весна все равно чувствовалась во всем: в ароматном запахе молодой листвы, в звонком щебете птиц и журчании недавно включенных фонтанов.

– Смотрела «Фонтан»? – беззаботно спросил Алекс. Он расстелил плед за одной из технических башенок и присел, открывая ноутбук.

Ника покачала головой и опустилась рядом.

– Очень философское зрелище, но ты вполне можешь оценить, – усмехнувшись, он протянул ей наушник.

– О-о-о, не говори, что нужно что-то там домысливать. Я воспринимаю только сухие факты.

И следующие два часа они провели за просмотром фильма в полном молчании. Алекс обнимал ее за плечи и периодически усмехался, утыкаясь носом ей в щеку, когда замечал скептическое выражение на ее лице.

– Он посадил сухое семечко, – констатировала Ника, вздернув брови. – Зачем он посадил сухое семечко? Он же не дурак.

Алекс рассмеялся и, закрыв ноутбук, отставил его в сторону.

– Он хотел вырастить новое древо на ее могиле и посадил су-хо-е, – не унималась Ника. – Он же понимает, что ничего не вырастет?

– А может, там и не должно ничего расти? – пожал плечами Алекс. – Он не мог смириться со смертью жены, и, если бы дерево выросло, он так бы и не смирился. Оно бы символизировало для него ее вечную жизнь.

– Не понимаю, что в этом сложного, – буркнула Ника. – Человек умер – всё, баста, надо жить дальше. Здесь уж точно ничего не сделаешь. Какой смысл терзать себя всю жизнь?

– У тебя нет сердца, – прыснул Алекс. – Или ты никогда никого не любила.

– Не любила, – просто кивнула она, и на долю секунды ему стало досадно. – Но однажды, между прочим, я кое-кого пригласила на свидание.

– Ты-ы пригласила? Постой-постой, а не тот ли это был день, когда летом снег пошел?

– Да ну тебя. – Ника рассмеялась, задевая его плечом.

– Извини. – Алекс придал лицу серьезное выражение. – Я просто представить не могу, чтобы ты кому-то знаки внимания оказывала. Расскажи, мне интересно.

– Он был эрудитом…

– Ботаник, что ли?

– Ну не-ет, не иронизируй. – Ника скорчила гримасу, и Алекс жестом изобразил, что застегнул рот на замок. – Мне казалось, он знал обо всем на свете. Но он не был ботаником, хотя носил такие классные очки в коричневой оправе.

– И это все, чем может понравиться парень Нике Харт-Вуд?

– Он был старше. Выпускник. И я видела, как он общается с другими девчонками: так свободно. Они его любили. А меня он тайком провожал из балетной школы. Даже цветы дарил. Иногда мы подолгу болтали в библиотеке. Мне было интересно с ним, и он отвлекал от многого. Поэтому я набралась смелости и пригласила его.

Ника посмотрела на Алекса и вымученно улыбнулась. А ему жутко захотелось стать тем парнем и получить от нее приглашение.

– И как все прошло?

– Не было ничего, я не пришла.

Веселье в ее глазах погасло, и она вновь стала серьезной и задумчивой. Ника закуталась в плед и отодвинулась от него. Попахивало переломным моментом, и Алекс почти точно был уверен, что знает эту историю. Он взял ее за руки, с усилием разжав пальцы, которые она успела сцепить в кулаки:

– Эй, вернись ко мне.

Какое-то время Ника молча смотрела на него, а потом кивнула:

– Я расскажу.

– Не обязательно…

– Расскажу. Потому что все, что со мной случилось, случилось по моей вине. Я… я тоже все начала сама.

Твою мать. Значит, Мари и об этом рассказала.

– Незадолго до того, как Мэтти (так его звали) стал за мной ухаживать, Рита привела в дом Сэма Бэрри. Он с первого дня оказывал мне повышенное внимание: то комплимент отвесит, то за руку возьмет, типа случайно, то по коленке… Но я не парилась. С Ритой у нас уже давно все расклеилось, и я утешалась таблетками – не регулярно, но иногда меня конкретно так заносило. Как-то мы с Мэтти засиделись допоздна в библиотеке, и он решил проводить меня домой. Тогда