взгляд в ее сторону, но ничего не произнес.

– Господин Домор, а вы будете нянчить меня и в замке?

– А вы решили вернуться?

– А вы бы хотели?

Он повел плечами, но головы не повернул:

– Мое желание не имеет значения. Вы законная наследница и вправе вернуться, если захотите.

– И вы будете опекать меня?

– Если так пожелает оклус.

Ника фыркнула и подобрала телефон. Маркел прочитал ее сообщение, но ничего не ответил. Ей стало скучно, и она впервые с рождественских каникул подумала о Михаиле. Лучше бы здесь был он: рассказал бы больше интересного.

– Разрешите поведать кое о чем? – вдруг прошептал Домор хрипло и как-то растерянно.

Ника поймала его взгляд. На бесстрастном лице промелькнула хмурая тень. Она осторожно кивнула:

– Уже ходят слухи о вас. О том, что вы живы и что все время были здесь. И что оклус желает вернуть вас. И если вы действительно вернетесь, то не останетесь одна. Найдутся люди, помимо Михаила и вашего отца, кто поможет вам адаптироваться. Однако… вы должны понимать, что мир не ждет вас. Он вас боится. И если вы хотите полноправно жить там, а не прятаться, то не должны думать, что все можно сделать играючи. Вы должны стать серьезной.

Домор резко отвел от нее взгляд и глубоко вздохнул, словно стыдился сказанного. Ника опешила. Отчего-то слова этого холодного существа зацепили ее. Она могла бы ответить, даже хотела это сделать, и плевать, что Домор не поймет ее, возможно, посчитает ее проблемы детскими по сравнению с тем, с чем им там приходится сталкиваться… Но вдруг тишину прорезал звук мотора и тропинку осветили фары.

– Это… это мой друг, – шепнула она.

Маркел затормозил в нескольких метрах от нее и, погасив фары, снял шлем.

– Эй, ну ночь же. Зачем ты ходишь одна?

– А ты?

– Моя кобыла умеет уносить ноги, – хмыкнул он.

– А моя нянька… – Ника обернулась, запнувшись: Домора и след простыл.

– Ты была не одна? – Маркел слез с мотоцикла и подошел к ней.

– Домор, он эльф и воин отца, его приставили, чтобы…

– Обалдеть! Я слышал о нем! – Глаза Маркела загорелись детским восторгом. – Один из самых крутых воинов Алой Розы. Я бы многое отдал, чтобы посмотреть на его магию.

– Будешь хорошо себя вести – устрою вам свиданку, – хмыкнула Ника.

Алекс рассмеялся и вдруг обнял ее, уткнувшись губами в шею:

– А можно свиданку с тобой? Раз уж мы оба здесь, ночью…

Он провел носом по ее щеке и кончиком языка задел губы. Ника резко поцеловала его в ответ и отскочила, маскируя страх за смехом. Щеки обожгло, сердце клокотало в груди. Но Алекс только улыбнулся, и его яркие изумрудные глаза сверкнули в слабом лунном свете, просочившемся через тяжелые тучи.

– Сегодня все будет по-другому, обещаю.

Он снова обнял ее – так крепко, почти приподнял – и увлек к мотоциклу, шепнув на ухо:

– Я тебя обожаю. Ты знала?

Ника подавила вздох, снова – как, впрочем, и всегда – недоверчиво теряясь от своей реакции на любое его слово или действие. Какая же она, оказывается, сентиментальная, когда влюблена…

Алекс протянул ей шлем, она надела и забралась на сиденье, плотно прижавшись к нему. Они неслись вперед, все дальше и дальше от часовни, кладбища и школы, ветер свистел в ушах, резвый, но приглушенный шлемом. В какой-то момент Ника оторвала одну руку от его талии и выставила ее в сторону, ловя ладонью невидимые порывы, даже голову немного откинула, впуская в себя эту легкость, эту обманчивую свободу, которую дарили ей апрельская ночь, апрельский ветер и этот побег.

И почему мы раньше так не делали?

Алекс притормозил у воды. Маленькое озеро под сенью деревьев, деревянный мостик, видимо, служивший причалом для местных рыбаков, рядом пришвартована лодка.

– Здесь деревня недалеко, за лесом, – сообщил он, сняв шлем и указав рукой на деревья по ту сторону дороги. – Тебе не холодно?

Ника помотала головой. Ей было как угодно, только не холодно.

– Как тебя выпустили со стоянки?

Алекс сжимал ее руку, пока они шли к причалу. Ника не удержалась и вскинула голову: небо здесь было чистое и ясное, испещренное сотнями и тысячами звезд.

– Видишь ли, наш охранник, мистер Томпсон… У него чудесная дочь, любит The Beatles и душу продаст за старые пластинки. Открою тебе секрет, – Алекс наклонился к ней и шепнул в ухо: – за эти годы я отлично вложился в ее коллекцию. – И поцеловал ее в щеку.

Ника засмеялась.

Они сели на краю причала, бок о бок, и Алекс достал наушники и телефон. Вода тихо плескалась под ними, луна и звезды размытыми кляксами подсвечивали ее изнутри. И Ника снова невольно очутилась на страницах всех этих дурацких книг и снова поймала себя на мысли, что понимает. Неужели нужно было просто влюбиться, чтобы понять? А что Рита тогда? Как же она понимала? В кого была влюблена? Ее мать никого не любила, кроме себя. Никого и никогда.

Алекс протянул ей один наушник и на вопросительный взгляд закатил глаза:

– Давай.

Ника послушно вставила наушник и тут же скривилась от сладкого мелодичного голоса исполнителя. Она взглянула на экран: Keane, стиль рок.

I walked across an empty land,

I knew the pathway like the back of my hand…[16]

– Ну не-ет.

– Просто закрой глаза и не думай, – усмехнулся Алекс, заключив ее лицо в ладони и прислонившись лбом к ее лбу.

Ника фыркнула, намереваясь выдать тираду о том, что это не рок и подобное слушать можно только на рассвете, когда от дыма сигарет слезятся глаза, а от выпитого голова идет кругом, но не смогла. Алекс механически гладил ее пальцем по щеке, заставляя поддаться магии меланхоличного голоса и вслушиваться в глупые, горькие и полные надежды слова, которые так легко было принять на свой счет:

So if you have a minute why don’t we go,

Talk about it somewhere only we know?

This could be the end of everything.

So why don’t we go, somewhere only we know,

Somewhere only we know…[17]

Алекс откинулся на доски и увлек ее за собой. Ника лежала, примостив голову ему на грудь, слушала резвый стук его сердца и цеплялась за это счастье – обманчивое и недолговечное, но такое реальное.

– Маркел?

– М?

– Как думаешь, у меня получится?

– Что?

– Если я вернусь в terra, у меня получится приспособиться?

– Конечно. – Алекс взял ее руку и прижал к своей груди. – Здесь же получилось.

– Здесь другое.

– Везде другое, но если захочешь, то все получится.

Ника зажмурилась, мысленно подпевая голосу в ухе, стараясь запомнить этот запах, это место, эти ощущения. Она все еще пугалась своих чувств и того, какой слабой и ранимой становилась, но в то же время ей вдруг открылась другая правда: что именно эти ощущения, отпечатанные в памяти, помогут ей когда-нибудь. Когда-нибудь, когда снова будет тяжело и захочется убежать, у нее будет место для побега. Это воспоминание она никому не отдаст.

– Расскажи мне, с чего все у тебя началось в этом мире.

Алекс напрягся и сильнее сжал ее руку, но Ника повела носом и коснулась губами его шеи. Маркел глубоко вздохнул.

– У отца есть советник по фамилии Долохов…

Не может быть! Ника стиснула зубы. Хотела рассказать ему об их встрече, но побоялась сбить с мысли.

– Мутный тип. Скользкий, как змея. И я точно знаю: отец с ним настороже. Но что-то у этого Долохова есть на него, а может, на всех нас. Он терпит его, но я пока не понимаю почему. Так вот… В тот день я подслушал разговор. Долохов убеждал отца, что есть список людей, прячущихся в этом мире, от которых нужно избавиться. Что все они незаконные, незарегистрированные маги, которые рано или поздно предъявят права на свое место на нашей почти очищенной от чар земле.

– А доказательства?

– Без понятия. Не услышал, или, может, их и не было. Говорю же, у Долохова есть какие-то рычаги давления, и я не знаю какие.

Ника кивнула, вспоминая рассказ Михаила, воспроизводя лицо Долохова в памяти. Она не удивлена, нет. Этот тип выглядел как тот, кто способен манипулировать, находить компромат и убеждать. Подчинять.

– Они тогда говорили обо мне. Долохов доказывал отцу, что от этих людей надо избавиться, а мне давно пора взрослеть и погружаться в политику. Отец тогда сказал, что я слишком мал и что вряд ли… вряд ли когда-нибудь смогу сделать хоть что-то, достойное его священного престола. Мне было четырнадцать.