я и пригласила его. Мы распрощались – ничего не было, просто за руку взял. – Ника потупила взгляд. – И мне позвонила Рита с просьбой встретить Сэма и накормить его, потому что она на работе задерживается. Это было так… так… не знаю, я была в шоке от этого звонка: она же мне сто лет не звонила, не писала, да даже когда мы были в одной комнате, напрямую не обращалась, а тут позвонила, да еще и с просьбой. Меня это окрылило, я обманулась, подумала, что вот он – шанс. Сказала, что сама еще не дома, и вкратце поведала о Мэтти. А она взбеленилась, наговорила мне кучу гадостей: что я наркоманка, бешеная и что никто в здравом уме не захочет быть со мной.

– Какой-то бред.

– Из-за таблеток у меня часто были срывы, и Рита прекрасно знала это. Я мешала ей. Она даже говорила, что отец не захотел быть с нами, потому что я больная с детства.

Ника ухмыльнулась, но ее взгляд застыл – пустой и мертвый.

– После разговора с матерью в тот день я зашла в квартиру и увидела записку для Риты, что Сэм ждет ее на крыше. Я была зла. И я поднялась к нему. Он, конечно, подготовился: свечи, пледы, вино-домино, ну, вся эта романтическая фигня. Я сказала ему, что Рита задержится, и он предложил составить ему компанию. Мы пили вино, и я была обозленной пятнадцатилетней дурой. Я его поцеловала. Сама поцеловала. И позволила тогда… Все было по согласию, понимаешь. В первый раз. Все было так. Быстро и грубо, но…

– Я не хочу знать, – прервал ее Алекс. В памяти всплыла распечатка переписки этого ублюдка с его дружком.

– Помнишь, ты спросил тогда в квартире про раскаяние? – продолжила Ника, словно не слыша его. – Приходит ли оно? Мне кажется, что пока оно приходит, есть шанс измениться. И я все думаю… думаю: почему же ко мне оно не пришло? – Ника моргнула и посмотрела на него. – Сэм начал ходить ко мне каждый раз, когда Рита задерживалась. Угрожал, бил и в итоге брал свое. Я пыталась сказать Рите, но она игнорировала. И я не могла пойти в полицию, потому что они все были под каблуком у нее и с ее подачи много лет считали меня больной, а у меня не было никаких доказательств: все его побои и другие вмешательства заживали как на собаке. Поэтому я убила его. В очередной раз, когда мы пересеклись в квартире. Он затащил меня на кухню и связал. В тот момент я впервые по-настоящему почувствовала силу внутри. Мне даже не составило труда разорвать веревки, представляешь? Я заколола его вилкой в шею. И когда он упал, я все била и била его. – Ника закрыла глаза и прикоснулась пальцами к губам. – Я помню запах и вкус его крови. Тогда это подействовало на меня круче любого наркотика… И ни-ка-ко-го раскаяния.

– Он его не заслужил.

– А я?

Алекс хмуро уставился в ее синие глаза, с прискорбием осознавая самую большую разницу между ними.

– Надеюсь, ты никогда не почувствуешь раскаяния, – шепнул он, отвернувшись. – Потому что, если почувствуешь, значит, ты сделала что-то неправильное. Непоправимое.

Ветер, прохладный и мягкий, трепал волосы и освежал лицо. Алекс закрыл глаза, глубоко вдыхая, в надежде в очередной раз обмануться и заставить себя забыть, что его отсрочка от жизни в terra подходит к концу. И он вернется к тому, для чего родился, но чего совсем не желал, и потащит с собой свое чертово раскаяние.

Ника коснулась его, убрала челку со лба. Алекс вздрогнул и хотел повернуться к ней, но она зарылась пальцами в его волосы и прижалась губами к шраму на левом виске.

Когда исчезла Джей Фо, я посвятил остаток своей жизни ее поискам. Загадка человеческих глаз у волчицы терзала мое глупое сердце, и я гонялся за ее тенью по земле Огня и по земле Небесной, сквозь леса и через горы, переплывал озера и открывал новые селения, обращался за помощью к эльфийцам, тогда же впервые повстречал юную ведьму Миккаю, которая по сей день возглавляет ведьмовской клан. Я стал одержимым этой волчицей, совсем позабыв о времени, и только боль в костях и стремительно падающее зрение напоминали мне о том, что минули годы и век мой близится к концу.

Из воспоминаний Гидеона, заточённых в книгу и оставленных на хранение Стамерфильдам

Глава 20. Часовня в лесу

Часовня, в которой молилась Мари, уже требовала ремонта: серый кирпич потрескался и местами просел, краска на деревянных рамах облупилась, а в одном из окон зияла дыра, вероятно от прилетевшего камня, кое-как заклеенная куском пленки. Часовня носила имя святого Саквия, но буквы на каменной табличке затерлись, осыпались и едва читались. Если бы Ника не знала, что сюда ходит Мари, она бы никогда не подумала, что сюда вообще забредает хоть кто-то живой.

Ночь была тихой и темной, звезды снова скрылись за тучами. Невдалеке, за хвойной стеной, проглядывали надгробные камни загадочного детского кладбища. Где-то ухнула сова, среди макушек деревьев периодически переговаривались ее сородичи. Ника выбралась после отбоя, увязалась за Мари и теперь стояла посреди протоптанной тропинки и, скрестив руки на груди, гипнотизировала деревянную дверь. Она не знала, зачем пришла сюда. Думала, что дело в простом любопытстве, ведь Мари ходила в эту часовню почти каждое воскресенье. Но ее подруга ушла, не пробыв внутри и десяти минут, а Ника не могла заставить себя сделать то же самое.

Она никогда не была в церкви. Не веровала, не понимала, зачем ей это нужно, но всего за год она безоговорочно поверила в существование другого мира, в магических существ… А если все это настоящее, то, может, и за этими дверьми тоже творится магия?

Ника сделала несколько уверенных шагов вперед и внезапно остановилась от тревоги, резко возникшей внутри. Это вторая душа отчаянно тянула ее обратно, молила уйти, убежать. И Ника вдруг подумала, что если за этими дверьми действительно таится нечто сакральное, божественное, то ей там не место – с двумя душами внутри, отметинами на теле и глазами разного цвета. Была ли она одержима или нет – это еще предстояло выяснить, но все, что происходило с ней, явно Библией не поощрялось.

Ника хмыкнула и уселась на холодную землю. Интересно, а Маркел ходил сюда? Скрестив ноги, она сорвала травинку и, откусив от нее верхнюю часть, принялась рассасывать, по-прежнему гипнотизируя дверь. Существо внутри успокоилось, замерев где-то под грудью.

«Зачем Мари таскаться сюда столько времени? – размышляла Ника, беззаботно перебирая соломинку во рту. – Если бы желания действительно исполнялись, во все церкви мира толпы бы стояли».

– И почему Саквий…

Пришло сообщение от Маркела: «Полночь, где тебя носит?»

Ника улыбнулась, набрав в ответ: «Часовня», и едва успела нажать «Отправить», как за спиной раздался голос:

– Мисс Николина.

Ника подскочила, выронив телефон. Сердце сделало кувырок, но вдруг замерло и облегченно вернулось в ритм. Это был всего лишь Домор, эльф-нянька, о котором Ника совершенно забыла. Воин стоял в нескольких шагах от нее, во всем черном – и только светлые волосы выглядывали из-под шапки. Лицо, как и в прошлый раз, бескровное, бесстрастное, как маска. А вот в серых глазах, к ее удивлению, плескался интерес – так внимательно он смотрел на нее, так пристально и, ей показалось, даже с осуждением.

Домор протянул ей платок. Скрывая удивление, Ника приняла его и вытерла руки.

– Почему Саквий? Он имеет какое-то отношение к Саквильским?

– Прародитель династии, – кивнул Домор.

Ника протянула ему платок обратно, но в последний момент передумала и сунула в карман куртки.

– Постираю и верну в прежнем виде.

Может, ей показалось, но каменные губы эльфа дрогнули. Домор встал рядом с ней и, заложив руки за спину, посмотрел на часовню.

– Значит, прародитель. Но разве это не странно? Мы же не на их земле и даже не на нашей. Что она здесь делает?

– У нашего мира есть удивительная особенность – сдвигать границы. Магия. – Домор чуть развернулся к ней и выставил ладони друг над другом, изображая шар. – Чем больше ее концентрация, тем сильнее она давит на эти границы. Соответственно, чем меньше… – Эльф приблизил ладони друг к другу, смыкая пальцы.

– Значит, эта часовня раньше была частью terra caelum? А кладбище?

Домор спрятал руки в карманы куртки:

– Не могу знать.

Ника закатила глаза. И на том спасибо. Не так уж сильно ее волновала судьба кладбища, но эта недосказанность и таинственность невольно подогревали интерес. Ника без стеснения рассматривала Домора, а он стоял как вкопанный, таращился прямо перед собой, несколько раз скосил