Пара стройных смуглых ног остановилась у их столика. Ли подняла глаза и увидела удивленную улыбку и очки в роговой оправе, а за очками – свое собственное лицо.

Хотя это было не ее лицом, а лицом безымянной девочки-подростка, смотревшей пятнадцать лет назад в зеркало в Шэнтитауне. Лицом продукта компании «КсеноГен», принадлежавшим стройной молодой женщине одного роста с Ли, если бы она не носила восьмисантиметровые каблуки. На ней было легкое красное платье, гораздо откровеннее того, в котором она пела на сцене.

Певица обвела Ли оценивающим взглядом, потом села и уверенным движением обняла Коэна за плечи.

– А я думала, что сегодня вечером ты будешь только мой, – сказала она голосом, не оставлявшим у Ли сомнения, что делал Коэн, когда ужинал здесь в одиночестве.

Коэн слегка отстранился в сторону.

– Извини, – сказал он, глядя на Ли.

– Ничего. – Ли встала, расправила форму онемевшими пальцами. – Мне все равно уже пора идти.

– Я свяжусь с тобой позже.

– Не стоит.

– Ну, тогда завтра.

– Как хочешь.

– Нет, – услышала она голос Коэна, когда уже отошла.

Он отвечал на вопрос, заданный ему шепотом:

– Просто бизнес.

Мы не чувствуем, как течет или проходит время. То, что мы чувствуем, есть различия между нашими сиюминутными ощущениями и тем, как мы сейчас помним ощущения в прошлом. Мы объясняем эти различия правильно, как свидетельство того, что Вселенная изменяется со временем. Мы также объясняем их, но неправильно, как свидетельство того, что наше сознание, или настоящее, или что-нибудь еще, движется сквозь время… Мы существуем во множественных вариантах, во вселенных, называемых «моментами»… Хочется предположить, что тот момент, который мы осознаем, является единственно реальным или, по крайней мере, немногим более реальным, чем другие. Но это – всего лишь солипсизм. Все моменты в физическом смысле реальны. Мульти4 в целом тоже реальна в физическом смысле. Все остальное – нет.

Дэвид Дейч

СТАНЦИЯ АМК: 20.10.48

Ли решила не идти, но потом передумала, по крайней мере уже в восьмой раз.

Она убеждала себя, что уже не так молода, чтобы уступать гормонам, и что предлог, который она придумала для встречи – расспросить о Шарифи, – был несерьезным, если не жалким. Если она действительно хотела снять напряжение, то было бы лучше подцепить незнакомца в баре, а не стремиться к женщине, которую любой здравомыслящий человек на ее месте обходил бы за милю.

Она пришла на две минуты раньше и в смущении остановилась на лестнице, думая, позвонить или подождать, пока не выйдет время. Как раз в тот момент, когда она уговаривала себя развернуться и уйти, Белла открыла дверь.

Она была в белом: длинный спадающий шелк развивался внизу у лодыжек из-за низкой силы притяжения на станции. Почему-то Ли была уверена, что это платье купил Хаас.

– Ты точно знаешь, что его нет на станции? – спросила она и тут же выругала себя за этот вопрос.

Белла спокойно улыбнулась в ответ, взяла принесенные Ли цветы и проводила ее через узкую дверь на кухню.

– Он в Хелене, – сказала она, наливая воду в вазу для цветов. – Совещание менеджеров АМК. Оно продлится до послезавтра. То есть…

Она откинула свои темные волосы за спину и наклонилась, чтобы обрезать стебли у цветов, обнажая длинную бледную шею.

Ли замерла.

– То есть ты – свободная женщина, – сказала она и снова прикусила язык.

Сегодня вечером, все, что она ни делала, выходило комом.

– Свободная, – повторила Белла без тени улыбки. – Я так и не могу понять, что люди имеют в виду, когда они используют это слово.

Ужин был хорошим, но Ли ела без аппетита. Она чувствовала себя как в пьесе, когда декорации уже расставлены, слова написаны. Она ела еду Хааса из его тарелок. А напротив за столом сидела… кто? Любовница? Служащая? Прислуга по контракту? Одно было ясно: ничем хорошим это не кончится.

Говорила почти все время Белла. Казалось, ей очень хотелось поговорить, но она боялась напряженного молчания, повисавшего между ними. Она рассказывала о своем детстве, о школе, о своей жизни до контракта. Содержание ее рассказов совершенно не совпадало с ожиданиями Ли. Ли ожидала чего-то мифического из жизни генетических конструкций, как им рассказывали на занятиях в офицерской школе и на инструктажах перед боевыми заданиями. Неординарность, целеустремленность и индивидуальность до крупинки удалялись при помощи тренировок, воспитания и кодирования с того самого момента, как их пуповина отрезалась от резервуара. Вместо этого перед ней была просто одинокая молодая женщина, заброшенная на расстояние нескольких сотен световых лет от своей родной планеты.

Белла рассказывала о том же, что Ли видела сама во время войн с Синдикатами. Резервуары для выращивания плода, ясли, исследовательские лаборатории. Но она описывала их как дом, говорила словами, которые заставляли

Ли задуматься, видела ли она то, что в действительности существовало на Гилеаде, или только то, что хотела.

– Та ночь, когда я прибыла сюда, была первой ночью, проведенной мною в одиночестве, – рассказывала Белла. – Я не могла сомкнуть глаз. Мне слышались голоса, шорохи. Я думала, что сошла с ума.

– А теперь легче?

– Нет.

– Тогда зачем оставаться здесь? – Это было моей долей.

Ли унеслась в своей памяти назад, в комнаты для допросов на Гилеаде: все солдаты серии «Д», которых она видела, твердили те же самые слова: «Моя доля». «Моя доля служить. Моя доля убивать. Моя доля умирать». Сама не желая того, она почувствовала неожиданное родство с Беллой: это было странное ощущение, что, война или не война, солдаты Синдикатов ей ближе, чем граждане Кольца, которых она обязана защищать, повинуясь долгу.

– А как ты сошлась с Хаасом? – спросила она, переключаясь на первую пришедшую в голову тему разговора.

– С ним?.. Ох. – Белла опустила глаза. – Так… просто случилось.

– Ты говоришь так, будто чай пролила.

– Это в моем контракте.

– Твой контракт требует?.. – Ли не смогла до конца произнести этот вопрос.

– Контракт не требует ничего. Но… он сказал, что будет недоволен, если я не буду делать это. И что если он будет недоволен, то он откажется от контракта и потребует замену. Как… как мне жить с этим? Я не смогла бы быть одной из тех. Отказницей.

– Но заводить роман с начальником, на мой взгляд, немного выходит за рамки чувства долга, Белла.

– Это не роман, – категорически отрезала Белла. Краска бросилась ей в лицо, она выглядела рассерженной. Голос ее понизился до шепота.