Подземная транспортная пробка явилась третьим звеном цепи. Вдобавок к этому сыграл свою роль простой факт: уголь – это горючая порода.

В три часа дня произошло возгорание на уровне 4100 на «Тринидаде», почти в шести километрах от наземного копра третьей шахты. Пожарная команда оделась и спустилась вниз, но они не нашли источник возгорания, и, несмотря на то что ближайшие перемычки были ими закрыты, воздух по-прежнему откуда-то поступал. Они связались с вентиляторной третьей шахты и сообщили о пожаре. Оператор вентиляторной сверился со своими схемами, обнаружил, что пожар был в основном вентиляторном контуре третьей, зафиксировал время и включил аварийное выключение на своем вентиляторе, прекратив принудительный поток воздуха в третью и четвертую шахты.

В любой другой день произвести такое отключение было бы правильно. Это могло бы дать пожарной команде дополнительное время на поиск источника возгорания и остановить накачку удушливого дыма большими вентиляторами в остальную часть шахты, пока кристаллы не оказались бы под контролем.

Но сегодня было по-другому. Сегодня в штреке 3100 прямо под заборным стволом образовалась транспортная пробка из вагонеток с углем и отходами длиной с товарный поезд.

Пока работали вентиляторы, свежий воздух поступал в штрек с достаточно большой скоростью и выдувал легко воспламеняемую угольную пыль, поднимавшуюся с вагонеток через выходной вентиляционный ствол, не давая ей застаиваться в воздухе во взвешенном состоянии. Когда вентиляторы отключились, пыль начала скапливаться в невентилируемом штреке и нагреваться до температуры воспламенения. Теперь не хватало только искры. Искры и свежего воздуха, чтобы дать разгореться пламени.

Когда часы в вентиляторной третьей шахты показывали 3:42 ночи, пожарная команда доложила наверх, что пожар на «Тринидаде» ликвидирован.

В 3:47 наземный штейгер приказал включить вентиляторы снова.

В 3:49 «Анаконда» переступила черту, которую переступает рано или поздно каждая шахта: черту, за которой только мертвые знают, что в действительности произошло.

Живым было известно только, что без десяти четыре взрывная волна, докатившаяся с угольного месторождения до Шэнтитауна, разбила окна домов и сбила с ног прохожих на улицах. Люди выбежали из баров и ночлежек, все еще наполовину сонные, и увидели зарево над шахтами и черные клубы дыма. Это могло значить только одно: какая-то шахта горела.

Как только спасатели, достав карты, начали восстанавливать картину, стало понятно, что ситуация – критическая. В начале первой смены на третью и четвертую шахты спустилось более шестисот шахтеров. Более семидесяти шахтеров, среди которых было много тяжелораненых, скопилось у погрузочной площадки 3400, дожидаясь, когда распространявшийся по шахте дым доползет до них. Сотни остальных были разбросаны по долгим километрам невентилировавшихся штреков и штолен, быстро наполнявшихся дымом. И единственным входом и выходом с шахты был чрезвычайно медленный резервный подъемник четвертой.

Теперь дело было в простой математике. Восемь мест резервной клети означало, что восемь спасателей могли спуститься каждый раз, когда она опускалась вниз, и поднять на поверхность восемь раненых шахтеров вместо себя. И ничего нельзя было сделать, как и нельзя было остановить огонь, наступавший по всем проходам и штрекам.

Но, несмотря на надвигающуюся катастрофу, Ли вспомнила о всеми теперь забытом возгорании на «Тринидаде», с которого все началось.

Они сели на вертолетную площадку девятой, более чем в шести километрах от пожара. Даже здесь снижаться пришлось сквозь сильную дымовую завесу, и само приземление оказалось таким же неожиданным, что ощущение при этом было похоже на то, когда спотыкаешься о ступеньку, о которой не подозревал.

Ли обнаружила Шарпа с подветренной стороны дробилки, вокруг было полдюжины еще не разгруженных грузовиков с медицинским оборудованием. Она схватилась за ремень медицинской сумки, которую он бросил ей, и последовала за ним.

Она насчитала почти восемьдесят человек, лежавших на носилках, как попало разложенных рядом с грузовиками. Один из помощников Шарпа уже ходил между ними и привешивал к раненым бирки. Зеленые – легкораненым, которые могли подождать врачебной помощи до тех пор, пока не прекратится давка. Красные – для неотложных случаев. Белые – для безнадежных. Количество белых уже бросалось в глаза, а спасатели еще не скоро достигнут непосредственного очага взрыва – может, в течение долгих часов, может быть, даже дней.

– По крайней мере, похоже, что они быстро вытаскивают их на поверхность, – сказала Ли.

Шарп мрачно посмотрел на нее, сжав губы.

– До сих пор они доставили только две партии. Все остальные получили ранения здесь, наверху.

– О Боже!

– Вы что, не слышали, что говорят шахтные священники, майор? Мы – за пределами Божьего суда.

После этого Ли потеряла чувство времени. Сначала раненые снизу поступали медленно. Затем спасатели начали спускаться по стволу четвертой по тросу, вытаскивая раненых на руках. В течение нескольких минут сортировочное отделение было переполнено. «Оракул» Ли загрузил все медицинские справочники, и она погрузилась в длинный темный автоматический туннель перевязок, повязок, разрезов, инъекций.

В какой-то момент стало не хватать носилок. Спасатели стали искать среди раненых тех, на ком были белые бирки, затем проверяли пульс и вынимали носилки из-под тех, кто уже умер.

– Эй! – закричала Ли, когда молодой шахтер скинул с носилок обожженного с белой биркой неподалеку от нее.

– Нет времени, – ответил спасатель.

Голос его звучал молодо и зло. Обожженный раненый, оказавшийся на земле между ними, очнулся, позвал кого-то по имени и умер.

– Христос Всемогущий, я подумал, что он уже умер, – сказал спасатель, отвернулся, и его стошнило.

Ли еще на какой-то миг задержала на нем свой взгляд, потом вытерла лицо рукавом и вернулась к работе.

– Эй! – окликнул ее кто-то со спины через какое-то время.

Она почувствовала тяжесть руки на плече, обернулась и увидела Рамиреса. Он был едва узнаваем под маской запекшейся угольной пыли, крови и солярки.

– Вы нужны нам внизу, – сказал он.

Ли поискала глазами Шарпа и увидела, что он беседовал с только что прибывшими из Хелены медиками.

– Сколько вам не хватает людей? – спросила она Рамиреса.

– Чего нам не хватает, так это оборудования. В основном дыхательных аппаратов. Мы не успеваем заряжать те, что у нас есть, чтобы следовать за спасателями. – Он задумался, затем быстро заговорил снова: – А шахта взорвалась в ночную смену.

Сначала Ли не поняла, к чему клонил Рамирес. Затем почувствовала, как холодок пробежал по ее спине. Ночная смена была сменой для вольноопределяющихся. Она была ночной и по станционному, и по планетному времени. Это была единственная смена, которая начиналась и заканчивалась под покровом темноты, и самая удобная для независимых шахтеров, чтобы тайком выносить добытое ими из шахты через заброшенные штреки и скважины, не обозначенные на картах компании.