Фракийцы последовали примеру командира, развернулись и построились в колонну по четыре. Катон повел их вниз по склону, объезжая трупы вражеских солдат, к поджидавшим их легионерам. Макрон приветствовал их с радостной улыбкой, довольно потирая руки:

– Отличная работа! Парни с баллистами оказали им теплый прием. Теперь дерзости у них поубавится.

– Ты прав. – Катон повернулся в седле и махнул рукой центуриону, который командовал батареей: – Поджигайте баллисты. И позаботьтесь, чтобы все сгорело и врагу ничего не досталось. После этого догоняйте основную колонну. Макрон, ты со своей когортой пойдешь с ними. Мы здесь закончили. Шевелитесь.

– Да, господин префект, – напряженно ответил Макрон и зашагал к своим людям. – Четвертая когорта, построиться! – рявкнул он на ходу.

Легионеры бросились к баллистам и начали поджигать заранее заготовленные хворост и смолу. Пламя разгоралось мгновенно, и темный едкий дым стал подниматься в воздух. Когда вспыхнула последняя баллиста, центурион отдал приказ отступать, и вместе с когортой Макрона они двинулись вслед за основной колонной.

Катон немного помедлил, чтобы убедиться, что все орудия охвачены огнем, и повернулся к декуриону Мирону.

– Начинай разбрасывать триболы. Нет нужды укладывать их кучно, просто оставляй вдоль наших следов.

Как только «Кровавые вороны» отошли на сотню шагов, их товарищи начали разбрасывать железные шипы. Катон посмотрел на падающий снег. Очень скоро белый покров скроет их – впрочем, следы римлян он все равно не заметет. Часть врагов получит серьезные ранения, когда они будут наступать на острые железные шипы, и это заставит их товарищей замедлить шаг и двигаться осторожнее. Так римляне смогут выиграть немного времени и оторваться от преследователей.

Когда последние триболы были разбросаны, Катон развернул когорту на восток и отдал приказ выступать. За их спинами ревело голодное пламя, быстро пожиравшее деревянные рамы и пружины из сухожилий. Катон с мрачным предчувствием посмотрел на ревущее пламя. В следующий раз им придется сойтись в рукопашной схватке, клинок к клинку, воин против воина. Но, несмотря на превосходную подготовку и железную дисциплину римской армии, легионерам необходимы пища и отдых. А в ближайшие дни на это рассчитывать не приходилось.

– Бедные ублюдки, – сказал Макрон, глядя на длинную полосу берега, покрытую галькой.

Справа по снегу и льду брели отставшие от колонны голодные и изнуренные раненые. Несколько центурионов и опционов шагали вместе с ними, стараясь их подгонять; некоторых приходилось бить, чтобы они прибавили шаг. Однако часть солдат утратила силы и волю; они просто сидели на земле, глядя в пустоту. Их перестали волновать приказы или угрозы центурионов.

Но не они вызвали жалость Макрона. Он смотрел на ряды трупов, сложенных на гальке среди обломков разбитых кораблей, вывозивших раненых в безопасное место. Пробитый в нескольких местах корпус выброшенного на скалы и лежавшего на боку боевого корабля соседствовал с целыми частями других кораблей, вынесенных на мелководье.

– Должно быть, они попали в шторм, а потом их выбросило на берег, – проговорил Катон. – Ты прав, бедные ублюдки. У раненых и матросов не было ни одного шанса. Но я сомневаюсь, что, будь они сейчас с нами, их положение было бы намного лучше.

Прошло два дня с тех пор, как они заманили в ловушку слишком нетерпеливых варваров. С тех пор снегопад не прекращался, и на их пути возникали бесконечные сугробы, существенно замедлявшие движение войска. К счастью, снег мешал и врагу, который теперь даже не пытался атаковать римлян – друидов пока устраивало преследование. Лишь иногда конные варвары нападали на отставших солдат или небольшие группы, которые оказывались слишком далеко от основной колонны, чтобы попытаться добыть какое-то продовольствие в деревушках и на соседних фермах.

Местные жители бесследно исчезли вместе со всеми ценностями и зимними запасами пищи. Катон догадывался, что их заставили забрать с собой все или приказали надежно спрятать – что было совсем не сложно с учетом снегопадов, – или просто уничтожить. Все припасы римлян закончились, бо́льшую часть мулов забили, и тропа, по которой прошла армия, была усеяна брошенными повозками, фургонами и снаряжением – многие легионеры так устали и отчаялись, что их уже не волновала судьба, ждавшая их при встрече с варварами. Из десяти тысяч легионеров, имевшихся в распоряжении Квинтата в начале кампании, осталась едва ли половина – так выходило по подсчетам Катона. Сказывались потери от сражений, голода и болезней.

Однако солдаты арьергарда держались хорошо в последние два дня – главным образом благодаря железной воле своего командира. Более двухсот легионеров Макрона продолжали маршировать под своим штандартом, и в распоряжении Катона оставалась сотня конных «воронов» и почти столько же пеших. Префект не позволил солдатам растягиваться в цепочку вдоль берега – легионеры Макрона шагали колонной, «Кровавые вороны» вели своих лошадей на поводу по флангам, чтобы дать им возможность отдохнуть и избежать потертостей кожи под седлами.

Корма для лошадей почти не осталось – в ход шли остатки зерна в опустошенных амбарах сел, мимо которых они проходили. Часть лошадей заметно ослабели; двух пришлось забить – они уже не могли идти дальше, – и их мясо разделили между людьми.

Катон также испытывал голод, но его это не беспокоило так, как солдат, которыми он командовал, потому что его постоянно отвлекали мысли о том, что он должен вести их за собой. И еще он часто и подолгу думал о Юлии и как он будет жить в мире, где ее нет. Он бы с радостью позволил этим мыслям умертвить душу и изгнать последние следы надежды, однако вместо этого полностью сосредоточился на благополучии своих солдат.

Катон уже не мог ничего сделать для Юлии, но должен был спасти этих людей: бородатых легионеров с изможденными лицами, не расстававшихся со своим снаряжением, которое стало заметно легче – они оставили себе только самое необходимое. И «Кровавых воронов», заботившихся о своих лошадях больше, чем о себе, и отбивавших атаки вражеских всадников, когда те приближались к арьергарду римской армии.

Однако они заметно ослабели, и Катон опасался, что очень скоро не сможет больше рассчитывать на их гордость и желание защищать штандарты, под которыми они множество раз шли в сражения под его командованием. Для всех есть некая черта, и если ее перешагнуть, уважение к командиру перестает иметь значение; важно лишь желание выжить любой ценой. И сейчас, когда Катон смотрел на оба своих отряда, бредущих вдоль берега, вверх по склону, он спрашивал у себя, как долго сумеет поддерживать в них чувство единства.

Друиды остановили своих воинов на расстоянии в полмили от арьергарда римской армии и пока не двигались с места. Они вели себя так же в тех двух случаях, когда Катону пришлось развернуть своих солдат против врага, чтобы позволить отставшим и раненым догнать основную колонну. Нежелание варваров атаковать смущало Катона. На их месте он бы старался нанести урон римской армии на каждом шагу и не давал врагу передышки. Со временем голод и усталость сделают свое дело, и неприятелю останется лишь прикончить уцелевших. Так почему же друиды лишь следуют за римской армией?