Муравьев обещал вовсе отменить выборное начало в армии, хотя такой возможности у него не было. Ликвидировать солдатские советы (комитеты) Муравьев не мог, но он старался, насколько возможно, игнорировать их, лишить авторитета и реальной власти. Для этого одних расстрелов было мало: жестокость следовало дополнить щедростью, кнут – пряником, иногда – в буквальном смысле. Бойцам помимо основного пайка начали выдавать лакомства: «Мёд, конфеты, пряники»[704]. Даже зажиточный крестьянин сластями не был избалован, а солдат о таком дополнении к пайку и не мечтал[705]. Муравьев ничего не жалел для своих бойцов. Говорил, что «разграбит всю Полтаву, а колбасы для солдат достанет»[706].

Хотя важнее, конечно, было денежное жалованье и регулярные раздачи наградных. Армия Муравьева была неплохо обеспечена деньгами. К тому же на каждый «освобожденный» город Муравьев накладывал контрибуцию. Ее должны были выплачивать буржуи, на свое несчастье не успевшие эмигрировать. С буржуазии одного только Киева взяли 10 000 000 рублей, 5 000 000 с Полтавы, 1 000 000 с Елизаветграда[707] и т. д. За сбор денег отвечал начальник тыла муравьевской армии Александр Беленкович. По свидетельству Примакова, Беленкович велел то одному, то другому буржую: «Изволь нести деньги завтра. Не принесешь, тогда я тебя…»[708] Правда, не ясно, входили эти поборы с отдельных буржуев в общую сумму контрибуции или начальник тыла выбивал еще какие-то дополнительные средства.

Деньги щедро раздавали красногвардейцам, солдатам, матросам. Причем Муравьев больше всего давал именно матросам, считая их самыми ценными, – по 500 рублей. Красногвардейцы и артиллеристы получали по 100 рублей, солдат Муравьев ценил меньше. Даже за взятие Киева им начислят только по 20 рублей, и лишь после всеобщего возмущения солдатам все же раздадут по сотне. За ранение давали 500 рублей, семьям погибших обещали выплатить по 1000 рублей[709].

Орденов и медалей у Муравьева не было, их тоже заменяли деньгами. За отличия в бою и за хорошую работу – премировали. Так, за починку броневика платили 1000 рублей. «Я всех дельных людей награжу деньгами и обеспечу их»[710], – говорил Муравьев.

Кроме пайка, лакомств, обмундирования, денег Муравьев использовал еще один древний вид материального поощрения – разрешил грабить. Грабили мирное население, обыскивали трупы убитых врагов.

Из свидетельских показаний заместителя председателя комитета 1-й революционной армии Сергея Коптелова: «Муравйовский порядок расстрела был такой. Ведут красногвардейцы 4 или 5 человек на открытое место, расстреливают и тут же снимают [с убитых] сапоги, выворачивают карманы. Лежит человек 30 расстрелянных, и все разутые и раздетые. Расстрелы стали переходить в личные интересы: убьет, снимет часы или вроде того»[711].

Пожалуй, правильнее всего и будет называть это войско именно «муравьевской армией». Муравьев создал ее, Муравьев считал ее чем-то вроде своей собственности: «…если армия мне не будет доверять, то я ее распущу или же уйду и где-нибудь наберу новую»[712], – говорил он. Это слова кондотьера, а не революционного командарма. Но ведь и войско Муравьева напоминало большой отряд ландскнехтов. Уже в феврале 1918-го Муравьев начнет создавать отряды из пленных немцев и австрийцев. Он принимал в армию «людей, не имеющих ничего общего с социализмом»[713]. И в этом Муравьев предвосхитил (а скорее всего, и вдохновил) Троцкого на создание «интернациональных» частей из венгров, немцев, эстонцев, китайцев. Впрочем, даже идейные бойцы нередко понимали классовую борьбу именно как узаконенное насилие над буржуазией, как разрешение грабить «классовых врагов» и сводить с ними счеты.

Как бы там ни было, Михаил Артемьевич сумел создать из разношерстных и давно забывших о дисциплине головорезов боевую силу, самую эффективную на Украине того времени. Солдаты, матросы, красногвардейцы поверили в него как в боевого командира. «Все-таки он гремел – Муравйов, “муравйовская армия”»[714], – вспоминал старый большевик Прокопий Афоничев, командир 1-го Московского отряда красной гвардии[715].

Уже в первых битвах Гражданской войны большевики использовали стратегию, которая позднее не раз принесет им успех. Начинали с интенсивной пропаганды на территории противника, устраивали народные волнения, провоцировали восстания и мятежи. Так они подрывали тыл противника, дезорганизовывали управление, деморализовали войска. Все это облегчало их наступление.

В первую половину января войска Муравьева и Антонова-Овсеенко шли от успеха к успеху. Заняли стратегически важную станцию Лозовая, несколько раз переходившую из рук в руки, вытеснили украинские войска с Донбасса. В Мариуполе и Екатеринославе вспыхнули подготовленные большевиками восстания, на помощь повстанцам успели прийти муравьевские войска. Двигались стремительно – на поездах. Прибывали на вокзал, выпрыгивали из вагонов и быстро захватывали город. Это была так называемая эшелонная война, изобретение все того же Муравьева. Правда, вскоре украинцы найдут против такой войны средство – станут просто разбирать железнодорожные пути перед наступающим противником. Но муравьевцы успеют захватить большую территорию с многочисленным населением.

Потери были ничтожными, потому что сопротивления почти не встречали. Небольшой отряд московских красногвардейцев захватил город Сумы: первым делом заняли железнодорожную станцию, городскую думу, государственный банк, типографию и редакцию местной газеты. Украинские части разоружили. Сопротивление попытался оказать только командир артиллерийского дивизиона поручик Бондаревский. Его тут же расстреляли, а его бойцов распустили по домам. Вот и вся война.