элемент будет отрицаться и подавляться как родителем, так и ребенком, но, как это видно из ряда последующих примеров, его воздействие на последнего носит характер подлинного стихийного бедствия.

Макс был единственным ребенком в семье, причем его отец скончался, когда мальчик был совсем маленьким. Вырастила и воспитала его мать, которую он сам описывал как женщину могучую, властную и никого не боящуюся. Я познакомился с Максом, когда ему было за тридцать и он был довольно преуспевающим психологом, знакомым с биоэнергетическим анализом. Макс признавал тот факт, что в теле у него имелось множество напряжений, не позволявших ему испытывать в своей жизни хоть какое-нибудь удовольствие или радость. Он интенсивно трудился, но не получал от этого никакого реального удовлетворения. Этот мужчина всегда понукал себя, пытаясь добиться такого положения, которое дало бы ему возможность почувствовать себя в жизни легко и непринужденно, но, увы, ничто у него не получалось ни легко, ни хорошо. У этого пациента было ощущение необходимости сражаться за все, чего бы ему ни захотелось, и эта жизненная установка, в частности, втянула его в несколько судебных исков. Сходные проблемы и трудности возникали и в его взаимоотношениях с женой. Между ними постоянно происходили маленькие битвы, исход которых ни на что не влиял и ничего не решал, поскольку его проблема была сугубо внутренней, личной. Тот, кто знал Макса получше, описал бы его как человека страдающего, но, хотя сам он и признавал собственные страдания, у него не было ни малейшего понятия о причине, которая их породила.

С физической точки зрения он выглядел хорошо, казался крепким и энергичным мужчиной, но его тело характеризовалось какой-то хаотичностью, разбросанностью. Когда он дышал, то дыхательные волны шли толчками, выглядели несколько конвульсивными и распространялись по телу с определенным трудом. Проблема становилась наиболее заметной в нижней половине его тела. Таз у него был скован и ни за что не хотел двигаться в такт с дыханием. Ноги, хотя и были снабжены развитой мускулатурой, не давали Максу никакого ощущения поддержки. При выполнении упражнения на заземление они скорее тряслись, нежели пульсировали, а временами прямо-таки подгибались под своим владельцем. Будучи лишенным чувства поддержки со стороны земли, весь он держался одной головой, вечно что-то обдумывая, вычисляя, комбинируя и маневрируя. Сам Макс воспринимал такой образ жизни как весьма огорчительный и испытывал из-за этого сплошные разочарования.

В первые два года терапии у Макса не наблюдалось сколько-нибудь заметного продвижения вперед. Он боролся, он тянул и подгонял себя, он всячески старался – но не мог прорваться к какому-нибудь сильному чувству. Для него было почти невозможным, прямо-таки немыслимым делом капитулировать перед собственным телом. Однако его сопротивление носило подсознательный характер, сам он не ощущал его, и мне пришлось хотя бы косвенно указать ему на то, что оно имеет место. Макс был обескуражен и перестал приходить в назначенное ему время, пропуская сеансы. Я не стал особо энергично призывать его к продолжению терапии, поскольку понукание с моей стороны было, несомненно, последней вещью, в которой он нуждался. По правде говоря, у меня в тот момент не было ощущения, что дальнейшие усилия – будь то с моей или с его стороны – вообще способны помочь Максу. Во время прежних сеансов он сосредоточивался на своих отношениях с матерью, которая по-прежнему принимала в его жизни весьма большое участие и все еще пыталась осуществлять над ним полномасштабный контроль. Макс бунтовал против этого, но не мог целиком освободиться, хотя благодаря моей помощи и поддержке начал все-таки медленно отдаляться от матери.

Он возобновил терапию примерно год спустя. Макс чувствовал, что я понимаю его проблему, хотя пока и не в состоянии помочь ему достичь тех изменений, к которым он стремился. Однако в некоторых отношениях его жизненная установка, да и сама жизнь все же изменились. Он стал не столь пробивным и воинственным. Его отношения с женой, бесспорно, улучшились. Он продолжал выполнять на дому биоэнергетические упражнения, в первую очередь – наносить пинки по кровати и развивать дыхание с помощью биоэнергетического табурета, и при этом явственно ощущал, что они помогают ему чувствовать себя получше. Я и сам определенно воспринимал в нем перемену – он стал гораздо более открыт идее о том, чтобы сдаться. Лежа в запрокинутом положении поверх табурета, Макс был теперь в состоянии в большей мере отдаться своей печали и даже заплакать, хотя все это пока не заходило настолько глубоко, как требовалось. Пинки, которые он наносил по кровати, тоже становились сильнее; он концентрировался при этом на желании освободиться от своей матери и от всестороннего давления, которое она на него оказывала, понуждая, что называется, покорить мир – не больше, но и не меньше! Примерно в это же время в жизни моего пациента произошли два заметных события, которые способствовали его продвижению к свободе. Первым явилась кончина матери. В каком-то глубинном смысле это освободило Макса от ее влияния. Другим событием стало рождение его первенца – ребенка, которого и сам Макс, и его жена до чрезвычайности хотели. Младенец принес в их жизнь свет и радость. Однако, хотя все указанные события и чувства несли Максу помощь, на самом деле он по-прежнему нуждался в том, чтобы реально ощутить происходящее в своем собственном теле.

Капитуляция в моем понимании означает, что человек «сдался на милость» собственных чувств. Первый крупный прорыв произошел в Максе в тот момент, когда он, пиная кровать и произнося слова вроде: «Оставьте меня в покое!» – почувствовал, что они адресованы не кому-то вообще, а очень конкретному лицу – его матери. Когда пациент говорит о своем желании освободиться от давления, я не просто выслушиваю указанное сообщение, а четко подсказываю, что ему это не просто надо, но настоятельно необходимо. Человек должен подготовиться к борьбе за то, чего ему хочется, если он на самом деле намеревается получить это. Воинственность и боевитость Макса не были качествами борца; они носили скорее манипуляционный, нежели конфронтационный характер. Скрытая в нем ярость была настолько велика, что он предпочитал не давать ей свободного и полного выхода. Независимо от того, насколько далеко заходило у него осознание собственных проблем, достигавшееся в ходе наших терапевтических бесед, это не высвобождало его от страха, да и не могло высвободить, пока он не был в состоянии полностью выразить владевшие им чувства протеста и гнева. Упражнение, состоящее в нанесении пинков по кровати, идеально годится для достижения указанной цели, поскольку оно не сопровождается опасностью потерять контроль над собой. Для достижения подлинно переломной