Мне предстояло сделать великое множество дел, поэтому приступил к исполнению своих давних замыслов немедленно, ибо времени на их осуществление было не так много, как мне бы того хотелось. Прежде всего я приказал со второго дня месяца Единорога печатать, монеты с моим благородным профилем. Ранее на всей территории Белирии ходило золото, серебро и медь с выбитым на них грозным лицом Бенедикта Вейньета. Я отдал указ о замене денежных средств и послал глашатых разнести весть по всей стране – отныне в Стерпоре и на других подвластных мне территориях вводились в обращение монеты нового образца. Старые, согласно моим планам, должны были постепенно изыматься из казны, заменяясь новыми, и, таким образом, уже к концу третьего года моего правления государство полностью перейдет на денежные знаки с моим профилем.

На то, чтобы наладить производство, понадобилось некоторое время. Чеканщик монетного двора, располагавшегося в непосредственной близости от королевского дворца, получил от меня заказ и долго выбивал образец. Я застыл, повернувшись в профиль, и терпеливо ждал.

– Готово, – радостно возвестил он.

Я приблизился и опешил: на монете был изображен вовсе не я, а кто-то длинноносый и узколобый, кого я знать не знал.

Чеканщик терпеливо ждал, что я скажу. Лицо мое постепенно наливалось краской. Я внимательнее пригляделся к образцу, потом посмотрел на мастерового, потом снова на образец. И вдруг уловил явное сходство. Рука моя невольно потянулась к серьге, и я принялся ее ожесточенно подергивать. Поскольку в моем государстве ни для кого не было секретом, что означает этот жест, чеканщик вскричал:

– Я не виноват!

– А кто виноват?! – поинтересовался я и потащил из ножен меч – ничего не поделаешь, придется его убить, дело попахивает государственной изменой.

– Я все сделаю, все сделаю…

– Ну хорошо, – я замер, пребывая в мрачней задумчивости – убить – не убить, а потом ме-э-эдленно задвинул меч обратно в ножны, – приступай сейчас же, я хочу, чтобы лицо на образце походило на мое. Чтобы всякий, кто берет монету в руки, мог бы сказать – ба, да это же Дарт Вейньет. Ты меня понял?

– Конечно, понял, ваше величество, все сделаю в лучшем виде…

– Ну смотри! – Я погрозил ему пальцем.

Работа закипела по новой. Я не стал дожидаться результата, объявив, что приду завтра.

Я смог посетить монетный двор только ближе к вечеру – весь день я был занят важнейшими государственными делами, требующими от меня абсолютной концентрации. На сей раз работа меня вполне удовлетворила, на образце я выглядел совсем как в жизни. Чеканщик так расстарался, что даже выдолбил серьгу, и этим меня очень порадовал. Правда, судя по профилю, она была у меня в правом, а не в левом ухе…

– Ну вот, совсем другое дело, – сказал я, – можешь ведь, когда… заставят.

– Могу, – согласился он, заискивающе заглядывая мне в глаза. – В первый раз что-то совсем не то вышло, абсолютно не то. Ру… руку будто кто-то темный дернул.

– Может, так оно и было, – сказал я и подумал, а не Заклинатель ли со мной шутки шутит.

– Проколите ему правое ухо, – приказал я, показывая на чеканщика.

Зазвенела сталь. Мои люди выдвигали из ножен мечи.

– Да не так, – поморщился я, – повесьте ему серьгу в правое ухо. Пусть впредь будет внимательнее.

– Я все переделаю! – закричал чеканщик.

– Вот это, наверное, подойдет, – сказал один из воинов, в руке он держал кинжал с тонким лезвием.

– Пожалуй, великоват, – проговорил я, – а, ладно, пойдет, колите…

Мастерскую я покинул под вопли чеканщика.

Всеобщее разложение и упадок, к моему величайшему огорчению, коснулись и армии. Заказанные еще при мне обмундирование, доспехи и оружие к тому времени, как я вернулся из Нижних Пределов, уже совершенно пришли в негодность. Жалованье воинам платили нерегулярно. Среди солдат царил дух раздолбайства и всеобщей неприязни. Возле казарм постоянно возникали стычки, нередко заканчивавшиеся кровопролитием.

В сопровождении Кара Варнана и нескольких приближенных я направился туда. Ламаса я тоже взял с собой. Он отчаянно сопротивлялся, пытаясь уклониться от этого визита, и даже попытался отговорить меня.

– Ваше величество, – затараторил он, – я бы на вашем месте там не появлялся – очень опасно.

– Что?! – в ярости выкрикнул я. – Ты хочешь, чтобы я не появлялся среди своих же солдат?! Да ты сдурел! Это же моя армия!

Ламас замолчал и, изобразив скучающий вид, пошел позади. Когда мы подошли к казармам, я оглянулся и вынужден был констатировать, что негодяй смылся. Не иначе как опасался справедливого возмездия за грехи.

За сотню шагов перед казармами сидело несколько воинов в компании разряженных в яркие тряпки девиц. Все присутствующие были мертвецки пьяны. На бочке стояли початые бутылки вина, несметное количество пустых валялось рядом.

Мимо этого замечательного собрания я проследовал, не сказав солдатам ни единого слова.

Возле двери, ведущей в казармы, я наткнулся на воина, который занимался тем, что водил мечом по собственной пятке.

– Эй, – окликнул я его, – ты что это делаешь?

Он вскочил и вытянулся во фрунт, глядя на меня с беспокойством. Возвращение короля у многих, кто в мое отсутствие вел неправедный образ жизни, вызывало страх.

– Ты что делаешь? – повторил я свой вопрос.

– Так я это… – замялся он, – меч точу.

– Точишь меч? – изумился я. – Об пятку?

– Ну да, – кивнул он. – Сапоги износились месяц назад, а жалованье редко платят – денег не хватает на обувку и точильный камень. Так что теперь вот так приходится обходиться. А что, точится отлично…

– Та-а-ак, – выдавил я, – значит, жалованье редко платят… Ну теперь все изменится! – ободрил я воина и даже похлопал его по плечу. – За смекалку хвалю, молодец! Но мозоли мы тебе срежем – они могут помешать в походе!

Послышался лязг выдвигаемого из ножен оружия.

Казармы я покинул под вопли воина.

Поскольку в ближайшее время я собирался развязать войну, первое, что я сделал, – это реорганизовал армию. Мне не хотелось, чтобы наша атака напоминала всеобщую свалку, как это происходило во время боя с войсками Вейгарда и осады Стерпора, поэтому я разбил войско на сотни и десятки.

Немного оправившийся после «лечения» Кугель Кремоншир сконструировал парочку новых удивительных машин, правда, с ним еще далеко не все было в порядке – он бормотал, что хочет назвать их в честь жены Люсильдами. Я неоднократно говорил ему, что Люсильда у нас уже есть («может быть, ты забыл, Кугель?»), но изобретатель настаивал, и я вынужден был в конце концов с ним согласиться. Теперь у нас была Люсильда номер один – страшная машина убийства, стреляющая камнями, Люсильда номер два – катапульта, метавшая пятисоткилограммовые снаряды, дробящие стены в мелкий винегрет (испытания оставили у меня неизгладимые впечатления), и Люсильда номер три – баллиста, запускающая длинные бревна по настильной траектории.