Удивительно, но как бы плохо ни жилось в Катаре, сейчас вспоминаю о нем почти с благодарностью. Я слишком поздно поняла: в Катаре было нечто, чего я так и не встретила ни в Руаре, ни в Адейре. Там была свобода.

Несмотря на силовой купол, на кучу стражников Дэбэра, в Катаре мы всегда думали, говорили и делали что хотели. Потому что бояться было уже нечего. Что могли сделать с вольнодумцами? Сослать в Катар? Я вас умоляю… Мы и так находились там.

Но шатере об этом лучше не знать. Потому что… Да! Все это не по правилам Руара, где не знают значение таких слов, как «свобода», «небезразличие», «помощь». Зачем лишний раз бередить человеку душу, рассказывая о таком? Понятия «свобода» и «шатера» всегда были, есть и будут несовместимы. Мэд при любом раскладе до конца своих дней останется частью Руара.

В отличие от меня. Должна признать: несмотря на все мои усилия и вполне искреннее желание, я так и не смогла забыть вкус свободы.

* * *

Просыпаюсь под утро от собственного сдавленного крика. Резко сажусь в постели, жадно хватая ртом воздух. Впервые за долгое время меня снова мучили кошмары. На этот раз — драги, разрывающие Эвана. Руки и ноги трясутся. Чувствую, как всю меня прошибает холодный пот.

Страшно.

Не за меня.

За него.

Я и не подозревала раньше, что настолько панически боюсь потерять своего мальчишку-альтаирца.

Вымотанная Мэд спит как убитая. Она не слышит моего тяжелого дыхания. Стираю пот со лба. Осторожно спрыгиваю с кровати. Босые ноги касаются холодного деревянного пола. Камин погас еще несколько часов назад, наверное, поэтому в комнате так зябко.

Кутаясь в плед, который беру с кресла, подхожу к окну. Задумчиво смотрю вдаль: у горизонта уже брезжит рассвет. Еще час-другой — и пора отправляться в путь. Главное, чтобы Эвану не стало хуже. Иначе далеко точно не уйдем.

Беспокойство за альтаирца берет верх. На всякий случай потихоньку заглядываю в комнату мальчишек. Невольно улыбаюсь. Тихо посапывает толстяк Дерек, умудрившийся в какой-то немыслимой позе развалиться на старом диванчике. Анигай спит, как всегда, раскрывшись, подмяв под себя покрывало. У Эвана одеяло тоже наполовину сползло. Он, как и Анигай, вечно раскрывается во сне. Знаю это, потому что в детстве провела немало грозовых ночей у него под боком. Грозы и молнии в Катаре всегда были пугающе сильными, как правило, сопровождались ураганами. Если еще при этом Анигай оставался на ночь у кого-то из своих друзей с рынка, я неизменно шла ночевать в дом священника. Оставаться во время разгула бушующей стихии рядом с непросыхающе пьяной мамашей мне не хотелось. Вдруг еще клиента привести додумается, так и вообще посреди грозы на улице окажусь.

Не выдерживаю. На цыпочках подхожу сначала к брату, с трудом отвоевываю у него покрывало, аккуратно накидываю сверху. Затем иду к альтаирцу. Тоже поправляю съехавшее одеяло, после чего осторожно касаюсь его лба.

А вот это мне уже совсем не нравится!

Лоб обжигающе горячий. Значит, пошло воспаление. С одной стороны, хорошо, что организм борется с инфекцией, но с другой — нет никаких гарантий, что слабый иммунитет альтаирца справится с ядом драгов, которым пропитаны их клыки. Нельзя сказать, что он смертелен, но учитывая слабое здоровье Эвана и то, что Дарий не является его родной планетой, неизвестно, как отреагирует организм альтаирца.

В задумчивости не замечаю, что Эван уже проснулся и теперь молча смотрит на меня. Не сразу понимаю его откровенный скользяще-оценивающий взгляд. До меня запоздало доходит, что из одежды на мне лишь белье и слегка съехавший плед.

— Ты сильно изменилась, — едва уловимый шепот.

— Ты тоже.

Поспешно отворачиваюсь. Выхожу из комнаты. Я не привыкла, чтобы на меня такими глазами смотрел мужчина. И уж тем более, если этот мужчина — мой друг детства.

Не знаю почему, но я злюсь… Сильно злюсь: на него, на себя, да и на жизнь в целом. Я уже ничего не понимаю, что в ней происходит. Абсолютно ничего!

Одеваюсь. Стараясь не шуметь, спускаюсь вниз в поисках завтрака. Зря я все же отказалась вчера поужинать со всеми. После обработки раны Эвана в горло ничего не лезло, зато сейчас пустой живот предательски бурчит.

С удивлением обнаруживаю в пустынном зале (если не считать пьянчуг, отрубившихся прямо за столами) Эвана. Оказывается, утренняя бессонница одолела не только меня.

— Составишь компанию? — Альтаирец забирает у хозяйки поднос с довольно аппетитной едой. Кофе, пирожки, булочки, бутерброды, каша… Хм, кашу, пожалуй, он может оставить себе.

— У меня есть выбор? Дары-то у тебя, — бурчу я, не сводя глаз с подноса. Так бы все разом и съела!

— Выбор есть всегда, — усмехается Эван, направляясь за дальний столик. — Так ты со мной?

Раздраженно фыркаю, но все же плетусь следом. Плюхаюсь рядом за стол. Делаю это не из смирения или симпатии к этому зазнайке, а из чисто прагматических соображений: зачем тратить свои скудные сбережения на еду, когда за мой завтрак вполне может заплатить альтаирец? А даже если и не заплатит — ничто не мешает мне съесть его порцию. О себе сам пускай заботится.

С деловым видом придвигаю к себе его кружку кофе, одновременно уплетая за обе щеки пирожок, и ловлю насмешливый взгляд Эвана.

— Дорогая, ты бы так сразу не налегала на все. Желудок-то пустой. Ты же вчера почти ничего не ела. Дурно станет.

— Не учи ученого, дорогой, — отвечаю ему в тон, откусывая от его булочки. — Лучше подай мне вон тот кусочек ягодного пирога.

Альтаирец, улыбаясь, послушно отдает мне свой пирог, после чего жестом подзывает хозяйку. Вопросительно смотрит на меня. Перечисляю женщине все, чем бы я еще хотела позавтракать. После «лесных изысков», которыми пришлось питаться последние два дня, я жуть как соскучилась по нормальной пище.

— Ну у тебя и аппетит! — Эван забирает у меня недопитую кружку кофе. Отхлебывает.

— Зверский, — жуя, соглашаюсь я. Вместе с чувством сытости возвращается хорошее настроение. — Я после этого Сумрачного леса на дичь еще долго смотреть не смогу.

— Я тоже.

Эван возвращает мне кружку, забирая с тарелки один из сделанных мною для него бутербродов.

Невольно улыбаюсь. Вспоминаю, как в Катаре мы с Эваном частенько точно так же завтракали: у нас никогда не совпадали вкусы в еде, поэтому мы обычно забирали из тарелок друг Друга, то, что каждый считал самым вкусным. В результате оба оставались сыты и довольны, а тарелки, на радость кухарки Марии, чистыми.

Пока мы наслаждаемся завтраком, в трактире появляются новые посетители. Они не видят нас, так как мы сидим в закутке. Зато у нас с Эваном прекрасный обзор.

— Интересно, кого нелегкая в такую рань принесла? — зевая, интересуюсь я. Ну вот! Стоило как следует поесть, как сразу в сон потянуло!

— Не нравятся мне эти типы, — тихо произносит Эван, не сводя глаз с двух дарийцев.