На что рассчитывал в тот момент ее мальчик? На то, что вечно занятой отец впервые заметит его, отнесется к нему серьезно? Остановит? Отговорит? Пошлет на Дарий одного из более сильных и выносливых старших сыновей?

Вряд ли.

Скорее всего Эван просто сделал то, чего на самом деле и хотел от него отец: сохранить подготовленных наследников для управления Альтаирской империей, а младшего, «запасного» сына сделать заложником перемирия. Может быть, ее Эван и был с детства физически более слабым ребенком, чем старшие дети, но он никогда не был дураком. В каком-то смысле именно ему, болезненному, в чем-то робкому, достался по-настоящему сильный характер. Мать знала это. Отец — не замечал.

Видит Бог: Анна-Мария сделала все возможное, чтобы уберечь ранимую душу сына от не слишком приятной правды. Но шила в мешке не утаишь. Император Альтаира никогда особо и не скрывал, что с самого начала делал ставку на старших сыновей — крепких, смышленых парнишек. Радиэлю с момента рождения было уготовано занять в будущем императорский трон. Грэгори — стать «правой рукой» брата. Радиэль будет править на Альтаире, а Грэгори — руководить военной армадой. Поэтому с двенадцати лет старшие сыновья постоянно находились при отце, даже в его самых дальних военных походах. По мнению императора, будущие правители должны набираться опыта с малолетства.

Что же касается младшего — Иоанна Дрогварда, или просто Эвана, как с детства звала его мать, — то он, в отличие от старших братьев, не был запланированным ребенком. Зато был желанным. По крайней мере матерью.

Пожалуй, та ночь стала единственной, когда они с мужем, вернувшись домой с веселого праздника, решили продолжить его в спальне. Оба чуть-чуть выпили. Оба пребывали в очень хорошем настроении. И оба на одну ночь забыли, что брак у них по расчету, а детей надо делать исключительно «по плану», а не по любви.

Всего одна, но такая счастливая ночь.

Да, с позиции престолонаследия Эван оказался ненужным ребенком. Излишнее количество императорских отпрысков в будущем порождает чехарду вокруг престола. А это еще не одну империю ни к чему хорошему не приводило.

Ненужным, но особенным для Анны-Марии, которой на одну ночь показалось, что ее очень сдержанный в эмоциях муж все же… по-своему любит ее.

Венценосные супруги никогда не говорили об этом. Так и осталось загадкой, кем стал слабенький, болезненный Эван для отца. Разочарованием, напоминанием об эмоциональной «слабости» — или отрадой, благословением, отдушиной. Живым напоминанием того, что император тоже способен на любовь.

Сомнения Анны-Марии Илиандэллы рассеялись в тот день, когда Иоанн пожертвовал их «ненужным» ребенком во имя империи, отдав младшего сына в качестве залога перемирия. Муж пошел на это, прекрасно понимая, что скорее всего они больше никогда не увидят Эвана живым. Как только перемирие закончится, принц будет убит. Единственное, что оставалось матери, — молиться, чтобы смерть младшего сына была быстрой и не мучительной.

Вначале, чтобы не сойти с ума от беспокойства за Эвана, Анна-Мария увеличила дозу антиэмпативных инъекций. Но в какой-то момент до нее вдруг дошло, что искусственно созданный покой порождает в душе лишь пустоту, которую невозможно заполнить ничем: ни уходящей симпатией к мужу, ни любовью к старшим детям, не говоря уже о преданности империи, которую она со временем стала откровенно ненавидеть. Потому что именно из-за гражданского долга перед незнакомыми ей людьми пришлось пожертвовать самым дорогим, что у нее было, — своим ребенком. И однажды утром, вместо того чтобы принять очередную дозу препарата, императрица просто выбросила его.

Навсегда.

Да, после этого жизнь сильно изменилась. Вместо привычной мертвой тишины душу заполонили вернувшиеся из глубин эмоции. Они кричали, бунтовали, ругались, страдали, истерили… жили.

Жестокая обида на мужа.

Фанатичная любовь к старшим детям.

Панический страх потерять хотя бы одного из них.

Ненависть к гражданскому долгу.

А еще тоска. Не проходящая, всепоглощающая… Тоска по младшему сыну.

Все это выворачивало душу наизнанку. Она наверняка бы сошла с ума, но мужу удалось организовать через межпланетный информационный канал визуальную связь с Эваном. Пусть и через голографический экран, но мать все же могла хотя бы изредка общаться с сыном. Лишь это давало Анне-Марии Илиандэлле силы жить дальше.

Радость и боль — вот что испытывала женщина, видя, как вдали от нее растет ее мальчик. Как ребенок превращается во взрослого мужчину. На чужой планете. Далеко от семьи. Один.

В последние годы перемирие упрочилось, и императрица даже стала допускать мысль, что когда-нибудь ей удастся обнять своего сынишку, но последний сеанс связи разрушил и без того хрупкие надежды.

Впервые за время пребывания на Дарии Эван не вышел на связь.

Паника. Отчаяние. Боль. Злость на мужа. Впрочем, если бы только злость… Ненависть! Вот что переполняло сердце и душу императрицы Альтаира.

Нервно меряя шагами просторный кабинет Иоанна, женщина то и дело бросала взгляд на огромный голографический экран, висящий в центре комнаты. Супруг должен вот-вот выйти на связь.

Наконец экран вспыхнул.

Усталые синие глаза. Точно такие же, как и у их младшего сына.

— Вы узнали, что с ним?

Пожалуй, только сейчас до Анны-Марии в полной мере дошло, как же все-таки абсурдна ее жизнь: она прожила с мужем под одной крышей четверть века, родила ему троих детей и до сих пор… До сих пор обращается к нему на «вы», как к чужому человеку. Впрочем, так оно и есть. Годы династического брака не сделали их близкими людьми. Из-за постоянных разъездов Иоанна они и видятся-то не чаще, чем раз в пару месяцев.

Молчание супруга оказалось красноречивее любого ответа.

— Где наш сын?

— Не знаю, — честно признался император, впервые в жизни не отваживаясь смотреть в глаза жене. — Их планолег исчез с радаров над Сумрачным лесом. Поисковые отряды уже прочесывают местность, но… Пока результатов нет.

Анна-Мария закрыла лицо руками. Ее плечи нервно задрожали.

— Илиандэлла, что с вами? Почему вы так взволнованы?

Удивление Иоанна можно было понять — антиэмпатические инъекции обычно намертво блокируют столь резкую эмоциональную реакцию.

Императрица убрала ладони от лица, давая изумленному мужу вдоволь насладиться ее истерикой.

— Почему я так взволнована?! Да потому что моего сына, возможно, уже нет в живых! Но боюсь вам, ваше императорское величество, этого не понять!

Слова жены ударили, как пощечина. Никогда. Никогда Иоанн Альтаирский не видел свою супругу в таком состоянии.

— Вы не сделали сегодня инъекции? Я настоятельно рекомендую…

Но договорить императору не удалось.

— Как же я ТЕБЯ ненавижу! — захлебываясь от рыданий, выдала Анна-Мария, впервые перейдя с мужем на «ты». — И да! Я перестала делать инъекции! Уже давно! Много лет назад! Потому что не хочу превратиться в такое же бездушное, безэмоциональное существо, как ТЫ! Даже звери и те заботятся о своем потомстве!