Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через три дня я нанес визит Джафару; один из рабов, подаренных ар-Рашидом, прислуживал нам, поэтому я был настороже. А надо заметить, что недавно халиф назначил Джафара наместником Хорасана и приказал сделать для него роскошное знамя и великолепный герб.
– Джафар, – сказал я, – провинция, куда ты отправляешься, богата и процветает, на твоем месте, в благодарность за это, я подарил бы одно из своих поместий какому-либо сыну повелителя правоверных.
– Исмаил, – ответил он, – твой двоюродный брат, халиф, живет тем, что я даю ему. Только благодаря нам, Бармакидам, его династия вообще существует. Разве ему не достаточно того, что он избавлен от забот о себе, своих детях, слугах и подданных? Ему мало того, что я наполняю его казну деньгами? Он хочет отобрать то, что я оставлю своему сыну и его потомкам, когда меня не станет? И зачем я буду подливать масло в огонь алчности и высокомерия Хашимитов? Почему вообще я должен думать об этом?
– Упаси тебя Господь от таких мыслей! – сказал я. – Халиф ни слова не говорил мне на эту тему.
– К чему тогда этот разговор? – воскликнул Джафар. – Попробовал бы он сказать мне такое, клянусь Богом! Тем хуже было бы для него!
После этой встречи я старался держаться подальше и от Джафара, и от ар-Рашида. Один из них халиф, другой – визирь; к чему мне вмешиваться в их дела? Но я понял, что дни Бармакидов сочтены. Тот раб, подаренный халифом Джафару, как я узнал потом, передал весь наш разговор, до последнего слова, ар-Рашиду».
«Один раз, – рассказывает придворный музыкант Ибрахим из Мосула (впрочем, некоторые приписывают этот рассказ его сыну Исхаку), – поздно вечером в покоях халифа я спел песню, она понравилась повелителю, и он велел мне продолжать. Я пел дальше, пока он не заснул, тогда я отложил лютню в сторону и сел на свое обычное место.
Внезапно в зале появился очень красивый и стройный юноша. На нем была изысканная шелковая одежда легкой расцветки. Он приветствовал меня и сел рядом. Его приход, без доклада, в столь поздний час показался мне странным. Наверное, это один из сыновей ар-Рашида, которого я никогда прежде не видел, решил я.
Молодой человек взял мою лютню, настроил ее так искусно, как только может смертный, и после прелюдии, прекрасней которой я никогда ничего не слышал в жизни, начал петь песню, которая начиналась словами:
Закончив петь, он отбросил лютню в сторону.
– Попробуй спеть так, лишенец, раз уж ты взялся за это дело, – сказал он и вышел из покоев.
Я побежал за ним следом.
– Кто был этот юноша, который только что вышел? – спросил я у дворецкого.
– Никто не выходил и не входил уже давно, – ответил тот.
– Как же так! Только сейчас со мной был прекрасный молодой человек! – воскликнул я и описал его внешность.
– Да будет Господь мне свидетелем! Никто не выходил и не входил! – стоял на своем дворецкий.
Я был в недоумении. Когда я вернулся в зал, халиф уже проснулся.
– Что случилось с тобой? – спросил он, видя мое смущение.
Я рассказал ему все, что произошло. Халиф был удивлен.
– Я думаю, тебя посетил сам Дьявол во плоти, – сказал он. – Ты можешь повторить то, что он пел?
Я попробовал. Ар-Рашиду понравилась песня, и он щедро наградил меня».
Визирь Яхья, кроме всего прочего, был надзирателем гарема халифа. Исполняя эту свою обязанность, он запретил женам халифа выбирать себе фаворитов из евнухов и приказал запирать на ночь двери гарема, ключи от которых держал у себя.
Эти последние нововведения переполнили чашу терпения Зубайды, любимой жены и двоюродной сестры ар-Рашида. Она отправилась прямо к халифу:
– Повелитель правоверных! Зачем понадобилось Яхье препятствовать моим людям в их службе и как он смеет обращаться со мной так унизительно для моего положения?
– Никто не имеет права жаловаться мне на Яхью, – ответил халиф.
– Ты и твои Бармакиды! – воскликнула она. – Вы похожи на пьяниц, тонущих в болоте! Если бы ты мог трезво смотреть на вещи, я бы рассказала тебе очень интересную историю про Джафара и далеко не столь приятную, как ты привык слышать, но ты одурманен своими Бармакидами, ты без ума от них! Я ухожу.
– Постой, что это за история?
И Зубайда рассказала ему все, что ей было известно об Аббасе и Джафаре. На некоторое время ар-Рашид потерял дар речи.
– Какие у тебя доказательства, есть ли свидетели? – спросил он наконец.
– Ребенок – лучшее доказательство.
– Где этот ребенок?
– Он был в Багдаде, недавно, но сейчас, опасаясь огласки, Аббаса отправила его в Мекку.
– Кто-нибудь еще знает об этом?
– Все женщины, по крайней мере в твоем дворце, знают эту историю!
Ар-Рашид ничего больше не сказал, и на время ему удалось сдержать свою ярость.
«Я прислуживал халифу однажды, – рассказывал его слуга Ахмад, – никого больше не было. Воздух был пропитан благовониями. Халиф возлежал, закрыв глаза от сладкого дыма полой халата; в это время появился Джафар, переговорив о делах и получив ответ повелителя, он удалился. Оставшись один, ар-Рашид поднял голову, и с его губ сорвались слова:
– О Господи, умоляю Тебя: либо окажи милость Джафару и пусть он убьет меня, либо дай мне силы снять его голову с плеч, ибо этот гнев и ненависть сводят меня с ума!
Он говорил еле слышно, сам с собой, но я услышал и задрожал от страха. Если он узнает, что я слышал его сокровенные мысли, он не оставит меня в живых. Внезапно он отбросил полу халата с лица и спросил меня:
– Ты слышал?
– Я ничего не слышал.
– Здесь нет никого больше, и я уверен, что ты слышал каждое слово. Если ты дорожишь своей жизнью, похорони этот секрет в своем сердце.
– Да продлит Господь дни повелителя правоверных! Я не слышал ни слова, – возразил я.
Это, как мне показалось, успокоило его».
Для государя месть – дело чести.
Халиф объявил, что собирается совершить паломничество в этом году. Приказав Джафару сопровождать его, он отправился в Мекку.
Аббаса сразу же написала своему евнуху и служанке, велев им отвезти ребенка в Йаман. Но в Святом Городе у ар-Рашида были шпионы, которым было поручено разыскать ребенка и двоих слуг. Из их донесений он понял, что история, рассказанная Зубайдой, соответствует действительности.
Вернувшись из паломничества, халиф провел некоторое время в Багдаде, а затем поехал в Анбар, на берегу Евфрата. Наконец он выбрал день своей мести. Он послал своего тайного агента в Багдад, с целью произвести опись всего имущества как самих Бармакидов, так и их слуг, детей и родственников. Все должно было быть сделано в строжайшей тайне.