Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, изо всех сил стараясь не касаться двери. Горничная ощущала исходившее от Уилла тепло, его запах щекотал ей ноздри, а ее нос почти касался его подбородка. Она услышала приближающиеся шаги и затаила дыхание.

Сквозь щель в двери ей было видно, как танцуют тени и мимо проплывает ореол света от лампы Флокхарта.

Она услышала кашель, потом звяканье стекла о дерево – должно быть, Флокхарт поставил на стол бутылку или склянку. Пьяный смешок. Флокхарт слыл светским человеком. Значит, он зашел в аптеку после весело проведенного вечера. Но зачем?

Через несколько секунд вновь послышались шаги. Заглянет ли он в кладовку?

Опять в щели между дверью и косяком замелькали тени. Шаги приближались, и сердце Сары затрепетало так, что ей казалось, будто оно стучится Рейвену в грудь.

А потом шаги начали удаляться. Она услышала, как хлопнула передняя дверь. Флокхарт ушел.

Сара опять начала дышать, и чувство облегчения уступило место другому, гораздо более мощному; ушедший страх словно прорвал дамбу. Грохот задвинутого засова еще отдавался в груди, а она уже тянула Уилла к себе, еще ближе, будто такое было возможно. Затем подняла голову и нашла в темноте его губы. В тесной кладовке вдруг распахнулся целый мир – мир, залитый сиянием света.

Рейвен потушил лампу и лег, хотя и знал, что заснуть ему не удастся. Чтобы разобраться в событиях прошедшего часа, ему, наверное, понадобится несколько дней. Он не мог даже сосредоточиться на каком-то одном событии: в сознании бушевал шторм – новые сведения, новые открытия, новые чувства…

Но ему не пришлось долго лежать в темноте одному, как он того боялся.

Едва он успел улечься, как услышал, как открывается дверь, и – легкие шаги. Сара стояла над ним, сжимая в руке свечу, и в этом тусклом, мерцающем свете он заметил, что на ней нет ничего, кроме ночной рубашки.

– Что ты здесь делаешь? – шепотом спросил Уилл.

Он не мог скрыть радости от ее прихода, но трудно было не думать о том, что будет, если их застанут.

– Хочу побыть с тобой еще немного, – ответила она.

Девушка скользнула под одеяло рядом с ним и обхватила руками, притягивая поближе. Между ними было всего два слоя тонкой материи, и она сильно прижалась к нему.

Уилл вспомнил тот юношеский пыл, с каким он впервые глядел на обнаженную Иви, и то, что за этим последовало. Но теперешние ощущения были гораздо сильнее, хотя пара всего лишь лежала, не двигаясь, в темноте, которая окутывала их, точно оберегая от внешнего мира. В ушах у него шумело; странным образом этот звук успокаивал – наверное, потому, что не имел никакого значения. Рейвен подумал, что все же сможет заснуть, но, конечно, не при Саре. Как ни приятно ему было чувствовать ее рядом с собой, засни они оба, произойдет катастрофа.

Через некоторое время Сара тихо сказала:

– Томас?

– Да?

Он ответил не задумываясь, инстинктивно. Когда понял, что сказал, было уже поздно.

Уилл ощутил удивление, шок, но никакого страха или недоверия. Это был момент близости, почти такой же, как пережитый ими ранее.

– Как ты узнала?

– Из приходских книг. Я отправилась искать сведения о Битти – хотела разузнать побольше о его семействе. Ну и поддалась любопытству. Я сразу почуяла, что у тебя есть тайны, стоило тебе войти в дом.

– А что ты учуяла в Битти, кроме цитрусового аромата с ноткой сандала?

Сара помолчала.

– Некую тайную цель. Он показался мне человеком, чьи истинные намерения всегда скрыты.

– Что ты о нем узнала?

– Нет никаких записей о том, что его мать или дядя когда-либо жили в Эдинбурге. Или что его дядя живет здесь сейчас. Я и на почте тоже проверила.

– Ты сказала об этом Мине?

– Конечно, нет. Знаешь, что бывает с гонцом, который приносит дурные вести?.. Она верит ему, и это понятно. И сочтет непростительной наглостью, расскажи я о том, что узнала, – да уже и одно то, что я отправилась что-то узнавать… И все же я не позволю, чтобы ее обманули, чтобы она слепо пошла на брак, который может обмануть все ее ожидания. Может, всему этому существует невинное объяснение, но я подозреваю, что Битти совсем не тот, кем хочет казаться, и я намерена получить от него кое-какие ответы.

– Он не станет отвечать на вопросы горничной.

– Станет, если иначе она расскажет обо всем своему хозяину, доктору Симпсону. От меня не так-то легко отделаться, мистер Рейвен. И от тебя я тоже добьюсь ответов.

Тут она обвиняюще ткнула его пальцем в грудь.

– Не думай, что я не заметила, как ты переменил тему. Каким образом Томас Каннингем стал Уиллом Рейвеном?

Уилл и в самом деле надеялся, что она забудет. Ему совсем не хотелось разочаровывать ее любопытство и, по возможности, лгать ей.

– Я сменил имя, когда поступил в университет, – сказал он. – Взял фамилию матери и среднее имя, которое выбрала мне она. Мне хотелось быть исключительно ее сыном.

– Доктор Симпсон сказал, ты учился в школе Хэрриота для мальчиков, лишившихся отца. И все же в приходских книгах нет записи о смерти твоего батюшки.

– Я сказал доктору Симпсону, что он был адвокатом в Сент-Эндрюсе. Это неправда. Отец был пьяницей и повесой, к тому же склонным к насилию. Виноторговец, который слишком пристрастился к собственному товару и который всегда отыгрывался на нас за свои неудачи. Мы с матерью жили в постоянном страхе, никогда не зная, в каком настроении он вернется сегодня домой.

А однажды вечером он принялся избивать мать с такой силой, что я испугался: он сейчас ее убьет. После этого он вышел из дома и оставил нас. Быть может, увидев, что наделал, он наконец устыдился, а может, просто решил сбежать от долгов, в которых погрязло его дело.

– Он ушел и не вернулся?

– Шли дни, потом недели, месяцы, и наконец стало ясно, что он нас бросил. Брат матери – он адвокат – имел некоторое влияние в школе Джорджа Хэрриота, и для меня было сделано исключение, потому что я и в самом деле остался без отца. Он взял к себе маму, которая совершенно запуталась в отцовских долгах.

– Ты, наверное, очень привязан к дядюшке, проявившему к вам столько великодушия. И все же ни разу о нем не упоминал.

– Я ненавижу этого человека. Все его великодушие – на деле лишь скудная плата за то, чтобы полностью подчинить себе мать, подавить ее. Он никогда не одобрял ее брак и сейчас упивается каждой возможностью показать, насколько оказался прав, и ей приходится униженно просить его о любой мелочи. Будто каждый пенни, который он ей дает, возвышает его – а ее унижает. Поэтому моя цель – добиться успеха и вернуть ей потерянное достоинство.

– Ты так и не знаешь, что стало с отцом? Вдруг он однажды вернется? Что тогда будет делать мать?