Он уселся в предбаннике, утирая пот со лба, и устало сказал:

— Я вижу, твоими глазами.

— Замечательно, он моими глазами смотрит, — сказала Лахджа. — А хочешь еще и ощущения при родах разделить?

— Не очень, — отказался Майно.

— Да ладно тебе, — мстительно добавила Лахджа. — Партнерские роды. Это же так объединяет.

— Я воздержусь.

— Ну тогда выйди покурить. Слишком много народа.

Дегатти вышел наружу, к напряженно ожидающим Астрид, Тифону и Совнару.

— А, ты все еще здесь, — только и сказал он.

— Конечно, — не стал отпираться демон. — Едва ли мне выпадет возможность посмотреть на еще одного полуфархеррима. Фархерримы, знаешь ли, уже успели прославиться своей повернутостью на чистоте крови и нелюбовью к чужакам. Знал бы ты, как они украшают деревья!..

Пока Совнар рассказывал Дегатти байки о сородичах Лахджи, из бани донеслось несколько сдавленных криков, а потом детский плач. Роды прошли очень быстро и легко, повитуха толком и не понадобилась. Лахджа просто хотела подстраховаться на случай чего-то непредвиденного. Тауване, может, и хороший психозритель, но он же просто смертный колдунец.

— Так, покажи мне его! — торопливо потребовала Лахджа. — Покажи мне его!

— Ее, — сказала повитуха, радостно улыбаясь. — Это девочка.

— Опять девочка?.. эх, я думала чередовать.

— Это не от нас зависит, милая, — подала ей ребенка повитуха. — Девочка очень здоровая и крепкая.

— Перкеле, какая ты носатая!.. — опешила Лахджа. — В кого такой шнобель?!

Новорожденные, как известно, бывают двух типов. Первые — крупные, белые и красивые, которые сразу получаются хорошенькими, а часто еще и с волосами. Именно таких любят рисовать на рождественских открытках.

А второй тип — сморщенные, складчатые, красно-синюшные орущие комки, мало напоминающие детенышей человека и иногда пугающие особенно впечатлительных матерей. Корни мандрагоры, не иначе.

Этих большинство.

Но в целом ребенок оказался вполне симпатичный. Очень похожий на человека, только кожа сероватого оттенка, волосы цвета лаванды, глаза фиалковые, как у Элизабет Тейлор, и зрачки вертикальные, как у матери. Хвоста и крыльев нет.

А вот нос и правда длинноватый, востренький…

Малышка перестала плакать и воззрилась на маму со строгим и даже суровым видом. Она словно прикидывала, заслуживает ли эта женщина такой подарок судьбы.

Ворвавшийся в баню отец при виде дочери счастливо выдохнул. Он до последнего боялся, что родится урод-полугохеррим или жуткая гартазианка. А тут… очень милый ребенок, просто немного нестандартной расцветки и с вертикальными зрачками.

— У нее ведьмин носик! — обрадованно воскликнул он.

— Это что, хорошо? — удивилась Лахджа.

— У нас считается, что это признак волшебного дара. Нет, конечно, это просто суеверия, но… Лахджа, в Мистерии это считается… ну… харизматичным.

— Понятно, — сказала Лахджа, прикладывая дочь к груди.

— Имя уже придумали? — спросила повитуха.

Мать с отцом переглянулись. Они это обсуждали и решили, что если будет мальчик, имя выберет Майно, а если девочка — Лахджа.

— В честь прабабки, как и Астрид, — сказала она. — Вероника.

Глава 18

— Опять не паргоронское имя, — покачал головой Совнар, разглядывая маленькую Веронику.

— И не парифатское, — согласился Дегатти.

— Но звучит-то красиво, — сказала им Лахджа. — Может, я не хочу терять корни.

Она чувствовала облегчение. Лежала на полке теплой сауны, кормила грудью вторую дочь, и радовалась, что все позади. С наслаждением ощущала, как ее снова слушаются Ме, ее мистические силы.

Неудобно, конечно, что они частично блокируются на время беременности. Но ничего не поделаешь, вот такие они у Лахджи, очень… биологические. Мужчине было бы проще, конечно.

Надо бы переместиться в дом. Сауна, конечно, лечит все болезни, но Лахджа предпочла бы прилечь на кровать или диван. Да и грязновато тут стало… ничего, енот приберет.

Ихалайнен принял это стоически. Он остался наводить порядок, а Майно помог жене перебраться в гостиную. Помощь ей, впрочем, уже особо и не требовалась — снова заработавшая Регенерация быстро привела тело в норму, и только некоторая слабость еще сохранялась.

Веронику несла повитуха. Ее услуги больше не требовались, но она оказалась ответственной демоницей и не собиралась уходить, пока не убедится, что с матерью и ребенком все в порядке. Едва Лахджа плюхнулась на диван, как тут же забрала дочь и умиленно на ту уставилась. На спинку вскарабкалась Астрид и тоже принялась рассматривать сестру.

Возможно, лучше все-таки прилечь в спальне… а, черт с ним. Лахджа нормально себя чувствует, а тут дальнозеркало и ноутбук. Да и места больше — вон уже сколько народу набилось. Даже конь явился, сунул морду в окно.

Майно уселся рядом. Взял жену за руку и с дурацкой улыбкой таращился на дочь. На этот раз — во всех отношениях собственную, его плоть и кровь.

Нет, к Астрид он давно относился, как к родной. Та росла у него на глазах, называла папой. Но все-таки биологически его первый ребенок — вот он, сонно жмурит фиалковые глаза.

— Может, все-таки парифатское имя дадим? — снова попросил счастливый отец. — Можно какое-нибудь похожее… вот, у нас есть Виранелла…

Лахджа даже заколебалась. Виранелла Дегатти… а ведь тоже красиво…

Но потом она подумала, как обидно будет бабушке Веронике, что в честь бабушки Астрид правнучку назвали, а ее обделили, оставили за порогом.

— Все было честно, мы договорились, — поджала губы Лахджа. — Ты сам настаивал, что мальчику имя выберешь сам. А девочку, так уж и быть, оставишь мне.

— Я не говорил «так уж и быть», — заметил Майно. — Ладно, как знаешь. Виранелла было бы красиво…

— Я не могу назвать одну дочь в честь одной прабабки, а вторую — Виранелла. Бабушка Вероника будет думать, что я ее не люблю.

— Она что, еще жива? — удивился Дегатти.

— Нет, она умерла десять лет назад, — сказала Лахджа. — Как и бабушка Астрид. Слушай… У вас в Мистерии бывает по несколько имен?

— Только у мигрантов и их потомков, — фыркнул Дегатти.

— А я кто?..

— У нашей дочери не будет несколько имен. Она Дегатти, она мой старший кровный ребенок, и она станет волшебницей…

— Мэтр Гурим, не могли бы вы покинуть тело своего сына… не щипайся!

Они весело болтали и перешучивались, на кухне пили чай Совнар и его, видимо, родственница, Астрид с любопытством таращилась на сестру… а потом все почувствовали…