Тайка смотрела на жующего снисходительно и горделиво.

Может, и в самом деле нашла девочка свое счастье, растроганно думал Феденька. Отец, вероятно, известно где. Детдом, слава Богу, паренек пережил, не забили его; по музыке явно был отличником. Конечно, ему демобилизовываться не резон: сирота, вот и осматривается.

Изумляясь на явные издержки воспитания, старуха все же была польщена, видя, как «вообще-то еврей» уписывает пироги. Ремесло бы ему в руки настоящее. Разве дело молодому парню в дудку дудеть, пастухов хватает… Дерзкий, конечно. Ну да кто сироту научит, как себя на людях держать. Матка, если жива, убивается. Надо было мальца за руку держать! Мало что за кипятком побежала. Вот и осталась с кипятком, да без ребенка, а сын без матки. Сестра, говорит, есть; а где сестра? Сколько горя на свете… И где Тайка его подцепила?

— Мы в Доме офицеров познакомились, — ответил он на Тонин вопрос, ловко крутя пальцами, — на танцах. Таинька там самая красивая. — Он повернулся к Тайке и подмигнул ей. Та притворно нахмурилась. — Мы с товарищами туда по субботам ходим.

С улицы послышался затейливый свист.

— Это наши ребята, — вскочил гость. — Нести помогут.

Все сразу вспомнили про диван. Надя ушла к себе в комнату, и оттуда немедленно, точно соскучилось, запело радио:

…Ноченька яснозвездная,

Скоро ли я увижу

Мою любимую в степном краю? —

Мужской голос звучал очень бодро, почти весело, и ясно было, что если любимая не поторопится, то свет на ней клином не сошелся.

Лелька кинулась в комнату. Феденька зачем-то снял пиджак и неловко держал его в руках, пока «наши ребята» толпились у дивана. Миниатюрная Таечка выглядела очень трогательно со стопкой фуражек в руках. Матрена кинулась снимать паутину со стенки, но сначала зачем-то медленно и бережно протерла диванное зеркало; поправила валики.

Вьется дорога длинная,

Здравствуй…

— Ребенка! Ребенка с дороги уберите! — тревожно закричала мамынька, и Федя крепко-крепко обнял Лельку за плечи.

Диван развернули, приподняли, и «наши ребята» двинулись мелкими шагами, переговариваясь коротко и не в такт.

— Тяжелый, собака. Чуть левее!

— Зато крепкий.

— Ему лет сто. Угол осторожно!

— Еще левей, Вовка, левей! Вот так.

— А че, спать и спать…

— Подняли, тут порог. Опускай! Так…

Только без тебя немножко грустно будет жить, —

беспечально торопился певец.

Под ногами у Володи оказались чибы Максимыча, и он ловко, словно пасуя мяч, отшвырнул их блестящим сапогом.

Ты ко мне приедешь раннею весною

Молодой хозяйкой…

— Заткни ты свою шарманку Христа ради, — устало сказала мамынька, закрывая дверь. — Ишь, натоптали сапожищами…

* * *

Ровный прямоугольник на вымытом полу темнел, словно тень от ушедшего дивана. Сюда передвинули мамынькину кровать. Трюмо удивилось, но послушно отразило высокое изголовье с высовывающейся ленивой подушкой. В овальном зеркале шкафа стала видна спинка с перекинутым пикейным покрывалом, та же любопытствующая подушка и девочка с прижатыми к груди старыми тапками, а вот как она прятала свой трофей под шкаф, зеркало не углядело.

Миновала Святая Троица, а внучка и не заикалась о новоселье. Не то чтобы у Матрены других дел не было, дел хватало, как всегда, а все же мысли постоянно возвращались к Тайкиной квартире. Этой квартиры она не видела, поскольку подобающего, «чинного» приглашения от внучки все еще получено не было. Отсутствие оного приглашения удивило мамыньку до такой степени, что для обиды не осталось места. Ирка видела — и слава Богу; успею.

Ира действительно побывала у дочки на квартире — при обстоятельствах, впрочем, не совсем обычных. Начать с того, что ее Тайка тоже не приглашала; вернее, пригласила, когда они случайно столкнулись на улице. Ирина вела внучку, а дочь выходила из гастронома под руку с солдатом. Таечка растерялась и, должно быть, поэтому сказала с ненужной развязностью:

— Зайдешь, что ли, мама, на мои хоромы посмотреть? Тут рядом.

Девочка запрыгала радостно:

— Бабушка, пойдем! — И повторила: — Тут рядом.

Оказалось, и вправду рядом: два квартала. «Хоромы» находились на первом этаже. У двери квартиры, куда гордо устремилась Тайка, стоял, прислонясь к перилам, высокий старик. Он приподнял шляпу, чуть поклонившись, и сказал что-то на местном языке про мебель. Таечка обаятельно улыбнулась: «Пожа-а-алуйста!»

Оказавшись внутри, Лелька, по-прежнему держа бабушку за руку, начала с любопытством осматриваться. Солдат быстро сел на диван. Ирина остановилась у двери на кухню. Незнакомец стоял, обняв ладонями высокую спинку стула, точно пробуя на вес. Таечка грациозно присела на край кожаного сиденья. Все так же мило улыбаясь, она обратилась к старику:

— Неужели мы с вами не договоримся, дядюшка? — «Дядюшка» у нее прозвучало совершенно по-местному, уважительно и ласково одновременно.

— Барышня, — удивился тот, — мы уже договорились, вы обещали мне ключ.

— Вы здесь большее не живете, — мягко возразила Таечка, — как я могу вам дать ключ от моей квартиры?

— Но… я же отдал вам свой, — старик чуть откинулся спиной назад, словно хотел рассмотреть собеседницу получше, — а теперь, когда хочу забрать мебель, вас нет дома? Я ждал во вторник, потом вы говорили: четверг…

— После дождичка, — засмеялся солдат, но старик не понял и повернулся к Ирине:

— Сударыня…

Выяснилось, что он был в этом доме швейцаром — в мирное, естественно, время. Когда дом национализировали, что-то из хозяйского имущества — в частности, вот этот столовый гарнитур и люстру — он перенес в квартиру дворника, где они с женой поселились. Теперь он переезжает к сыну на хутор, а вещи оставляет в городе у знакомых.

— А ваша жена?.. — спросила Ира негромко и тут же пожалела, зная ответ.

— Схоронил в январе. — Старик медленно провел ладонью по гладким серым волосам.

— Так вы что же, дядюшка, и люстру заберете? — Тайка обиженно вытянула яркие губки.

— Тайка!.. — ахнула мать. — Как ты смеешь?..

Мама смотрела вверх, и Лелька тоже подняла глаза. Очень красивые золотые макаронины были завернуты бантами, а поверх бантов сидели матовые кувшинки, лучащиеся светом. Свет тускло отражался в кожаных спинках стульев.

— Прошу прощения, барышня, — продолжал старик без улыбки, — заберу. Приеду завтра утром и прошу вас, пожалуйста, быть дома.

Из разговора Лелька поняла очень мало. На кухне обнаружилась маленькая, но очень пузатая раковина, окно и плита, где стояла сковородка с двумя вилками и кружком засохшей колбасы. У плиты валялись папиросные окурки.