дискредитации имени Бадмаева вполне понятны. Он, как никто, много сделал для сближения России и Востока, России и буддистских народов, где авторитет Белого Царя достиг к 1913 году небывалого подъёма. Недаром Ухтомский ещё в 1895 году просил Николая II прислать в дальневосточные владения «Ваш портрет в Терской или Кубанской форме, как наиболее подходящей при изложении идей о Белом Царе Востока»[617].

Бадмаев и после своего обоснования в Петербурге продолжал способствовать делу сближения России и восточных народов. Не без его участия в русской столице был открыт буддистский дацан. В начале XX века, опять-таки при участии Бадмаева, один из выдающихся буддийских богословов Агван Дорджиев активно поддерживал распространение влияния России на Восток. Оно стало одной из главных причин постройки двух железнодорожных магистралей, призванных осуществлять связь с Дальним Востоком. Дорджиев призывал к созданию торгово-промышленного дома, деятельность которого охватила бы Монголию и Тибет.

Далай-лама XIII направил императору Николаю II делегацию буддийских монахов, которая передала Государю подлинные одежды Будды и священную мандалу. Дар ламы свидетельствовал о глубочайшем почитании русского царя со стороны тибетских буддистов.

Естественно, что такое усиление России на Востоке не могло радовать Англию, и поэтому компрометация людей, проводивших русскую политику на Востоке, входила в компетенцию британских спецслужб. Ну, а русская либеральная общественность и революционеры, как всегда, сознательно или не сознательно, были на стороне наших геополитических противников.

Никто в обществе, естественно, не мог предположить, что деятельность Ухтомского и Бадмаева не ограничивалась всем известными занятиями. По своему положению, князь Ухтомский был, конечно, намного выше, чем Бадмаев. И сфера его интересов была гораздо шире. Для нас представляет особый интерес, что Ухтомский, помимо прекрасной осведомлённости о буддистских народах России, был одним из лидеров Соловьевского общества, регулярно обсуждавшего «наболевшие вопросы иноверия и инородностей», в том числе необходимость уравнения прав и прекращения репрессий в адрес духоборов и молокан, евреев и армян[618].

Как известно, князь Ухтомский пользовался в старообрядческой среде определённым уважением. Если учесть, что князь безусловно был связан с личной разведкой императора Николая II, то не вызывает сомнений, что кроме историко-культурного интереса буддисты и старообрядцы интересовали Ухтомского и с точки зрения интересов государства. Ухтомский замечал и выделял тех людей, которые могли бы, имея влияние на ту или иную религиозную группу или сообщество, добиваться их примирения или сотрудничества с верховной властью.

Поразительно, что первым из влиятельных людей, с которыми познакомился Г. Е. Распутин, был архимандрит Андрей (князь Ухтомский)[619]. Это знакомство произошло в 1905 году в Казани. Архимандрит Андрей приходился двоюродным братом князю Э. Э. Ухтомскому и, так же как и он, активно занимался изучением старообрядчества. Публикатор сочинения архимандрита Андрея «История моего старообрядчества» А. Знатов писал: «Они много общались, Г. Е. Распутин несколько раз останавливался на ночь в его казанской квартире»[620].

Архимандрит Андрей настолько заинтересовался личностью Распутина, что познакомил его со своим братом — выдающимся учёным князем А. А. Ухтомским, жившим в Петербурге. А. А. Ухтомский хорошо знал Э. Э. Ухтомского и почти наверняка познакомил Распутина со своим двоюродным братом. Примерно в это же время происходит сближение Распутина с Бадмаевым. Очевидно, что у них было какое-то общее дело. А всё, что касалось деятельности Бадмаева, разумеется, не могло проходить мимо Ухтомского. Между тем известно, что император Николай II, помимо прочего, преследовал две великие цели: превращение буддистского Востока в опору Российской империи и примирение с православными христианами древнего обряда (то есть подлинных старообрядцев). Распутин поддерживал большие связи со старообрядцами самых различных толков. Эти связи позволили врагам Распутина обвинять его в принадлежности к секте хлыстов. На самом деле ни к каким хлыстам Распутин не принадлежал. Его миссия заключалась в примирении старообрядцев с царской властью, точно так же, как связь большевика Бонч-Бруевича с сектантами означала не принадлежность к этим сектам, а стремление использовать их в деле революции. Распутин, как известно, был в сердечных отношениях, проникнутых взаимным уважением, с епископом Тобольским и Сибирским владыкой Варнавой (Накропиным). Владыка даже приезжал к Распутину в с. Покровское. Вот свидетельство об этом Покровского священника о. Петра Остроумова: «20июня (по-видимому, 1912 г.) на пароходе к Распутину приехал Преосвященнейший епископ Каргопольский Варнава и с ним Андрей иеромонах… Как только показались на пароходном трапе епископ и иеромонах, Распутин и вся его семья запели тропарь пятидесятницы. Еп. Варнава благословил его и затем они трижды облобызались… Погостив два дня, еп. Варнава и иеромонах отбыли из Покровского…»

Владыка Варнава пользовался большим почётом у староверов, которые часто приезжали к нему за советом и духовной помощью[621].

Усиление русского присутствия в Тибете привело к вторжению в него англичан. Несмотря на это, в 1904 году Государь направляет в Тибет тайную экспедицию, состоящую из офицеров и агентов русской военной разведки. Причём инструктировал их перед началом экспедиции лично сам царь. Николай II придавал столь важное значение этой экспедиции, что 13 января 1904 г. записал в дневнике: «В 3 часа принял двух донских калмыков — офицера Уланова и ламу Ульянова, которые отправляются в Тибет…»[622].

А. Б. Широкорад полагает, что единственной целью этой экспедиции было «разжечь тибетцев против англичан». Однако исключительная секретность экспедиции и то, что она проходила в общем контексте политики императора Николая II в этом регионе, а также то, что царь и после экспедиции постоянно интересовался тибетским вопросом и постоянно направлял в Тибет своих представителей, говорит о глубоком и долгосрочном интересе императора к тибетскому региону.

Интересны и то, что и представители некоторых старообрядческих сект (например, «Корабельников») направляли в Тибет свои экспедиции. Главой одной такой экспедиции был глава «Корабельников» «старец» Никитин.

Там же в Тибете действовали английские и германские военно-разведывательные и оккультные миссии.

Таким образом Тибет становится площадкой для широкой идеологической игры, а также геополитического соперничества. Выходцы из тибетских школ начинали играть немалую роль в европейской политике и в европейской, в том числе и российской, духовной жизни. Тот же раскольничий «старец» Никитин: «Пройдя курс наук, благополучно вернулся в родную Кострому и принёс с собой многие тайные знания и древние документы из Тибета».

В преддверии надвигающегося великого военного противостояния для России было особенно важно, чтобы буддистская духовная элита была бы на стороне царя, а старообрядческое сообщество не становилось бы орудием в руках вражеских спецслужб. Именно под этим углом зрения следует рассматривать, на наш взгляд, всю деятельность Бадмаева и Распутина на Дальнем Востоке. Это, конечно, вовсе не отрицает иных сторон их деятельности, не связанных с политикой.

Во всяком случае, совершенно ясно, что Распутин обладал какой-то важной информацией и своей деятельностью мешал заговорщикам в осуществлении их замыслов, подготовке государственного переворота.

По