При анализе воспоминаний севастопольцев — современников «новороссийской» катастрофы, выясняется, что немалая часть ветеранов флота, считающих себя знатоками его истории, и даже читавших книги Каржавина, до сих пор предполагали, что начальники, признанные виновными в катастрофе «Новороссийска», таки были судимы, но оправданы (?) судом, понеся наказания только в административном порядке. Святая наивность — если бы по факту катастрофы с линкором и гибели более шестисот человек было заведено уголовное дело и в соответствии с существовавшим законодательством проведены следственные действия, то можно не сомневаться в том, что значительные сроки тюремного заключения получили бы не только непосредственные виновники, названные в заключительном акте Правительственной комиссии, но мало бы не показалось и начальникам, деятельность которых в известной степени способствовала созданию негативных условий, приведших к катастрофе.

Пока это лишь к тому, что Виктор Пархоменко, предполагая, что его ждет судебный процесс, предпринимал все возможные действия, чтобы как-то смягчить вполне реальные статьи обвинительного приговора.

Я лично готов поверить тому, что Пархоменко, в силу своей выдающейся технической неграмотности, первые полтора часа, предшествовавшие опрокидыванию линкора, действительно верил в то, что корабль удастся удержать на плаву, в период же нарастания левого крена он так же наивно предполагал, что линкор ляжет бортом на грунт, сохранив условия для эвакуации экипажа. Возмутительно то, что после этого он посчитал возможным обвинить механиков в том, что они вводили его в заблуждение своими обнадеживавшими докладами.

Уж извините — обделался, то найди в себе силы держать удар.

Что касается механиков, то они делали все от них зависящее в экстремальных условиях борьбы за спасение корабля. Проблема была лишь в том, что при тех повреждениях и разрушениях, что получил линкор при взрыве, длительное время удержать его на плаву было нереально, а эффективно бороться с креном и дифферентом, пытаясь посадить его на ровный киль, по техническим условиям было невозможно.

Итак, не взял на себя груз ответственности контр-адмирал Никольский и был назван Правительственной комиссией одним из виновников гибели линкора.

Причина, видимо, в психологическом факторе. Никольский не смог преодолеть того воинствующего барского хамства, что извергал на окружающих Пархоменко. Кроме того, не могла бесследно пройти та моральная травма, что была ему нанесена ему в 1943 году еще одним известным волевиком — адмиралом Арсением Головко, отдавшим на «съедение» кровожадным чекистам одного из лучших своих командиров.

Виктор Пархоменко, Николай Никольский. Кто бы поминал их лихим словом, если бы на своем боевом посту был командир линкора капитан 1-го ранга Кухта или грамотный, волевой, способный переломить ситуацию и возглавить борьбу за живучесть старший помощник.

Возникает естественный вопрос — как так могло случиться, что на корабле одновременно отсутствовал командир и старший помощник, замещавший командира?

Да, действительно, в Корабельном уставе в редакции 1959 года — «КУ-59» — появится строка в обязанностях старшего помощника командира: «должность старшего помощника не совместима с частым оставлением корабля». А что, разве до выхода корабельного устава в этой редакции кто-либо из корабельных офицеров сомневался в логичности этого, выработанного столетиями морской службы, требования?

Так, быть может, анализ причин столь трагического исхода катастрофы с «Новороссийском» стоило бы начать не с ошибок, допущенных в процессе борьбы за живучесть командующим флотом и командиром эскадры, а с личностей командира линкора и его старшего помощника, не оказавшихся в этот трагический момент во главе экипажа и не возглавивших ту самую борьбу за живучесть? Соответствовали ли занимаемым должностям эти офицеры, в отсутствие которых, по сути, и погиб линкор? И насколько повседневная и боевая организация, отработанная на линкоре, способствовала успешной борьбе за живучесть корабля и сохранения его экипажа?

Если честно сказать, то, обращаясь к теме гибели линейного корабля «Новороссийск», я не планировал затрагивать проблемы повседневной и боевой организации, существовавшей на линкоре. Но коль эти проблемы слишком явно отразились на судьбе линкора и значительной части его экипажа, — это, видимо, неизбежно.

Когда случилась катастрофа с линейным кораблем «Императрица Мария», то погибло 320 членов экипажа. Кто тогда мог предположить, что это далеко не предел возможных потерь при гибели линкора в родной гавани? Имеет смысл проанализировать текст сообщения, отправленного морским министром адмиралом Григоровичем в адрес командующего Черноморским флотом адмирала Колчака.

Секретно. № 65 от 18 ноября 1916 года. «Милостивый государь Александр Васильевич, разделяя мнение Вашего превосходительства об отсутствии в следственном материале по делу о гибели линейного корабля "Императрица Мария " положительных данных для суждения об истинной причине взрыва погребов 12-дм носовой башни, я в то же время признаю, что на установившийся на этом корабле порядок службы и на те грубые отступления от требований Морского устава, которые и Ваше превосходительство усмотрели по этому делу, могли не только обусловить возможность катастрофы, имевшей место 7 октября, но и приблизить ее наступление, если таковая была неизбежной. Вследствие сего я не нашел оснований обойтись в настоящем случае без рассмотрения дела о гибели линейного корабля “Императрица Мария ” в установленном законом порядке, о чем и доложил Его Императорскому величеству.

По всеподданнейшему моему докладу заключения следственной комиссии и Вашего мнения по существу сего заключения Государь Император в 10-й день сего ноября высочайше повелеть соизволил направить дело о гибели линейного корабля “Императрица Мария ” на судебный ход, в порядке 1113— ИЗО статей Военно-морского судного устава, с привлечением к делу в качестве прикосновенных лиц контр-адмирала Порембского, капитана 1-го ранга Кузнецова, капитана 2-го ранга Городысского и старшего лейтенанта князя Урусова, но рассмотрение этого дела отложить по обстоятельствам военного времени до окончания войны, с тем, чтобы контр-адмирала Порембского до суда ни на какие должности на флоте не назначать. Прочие же прикосновенные к делу лица могут быть назначены к исполнению служебных обязанностей, но в таких должностях, которые не ставят их в положение самостоятельных ответственных начальников. Прошу Вас, милостивый государь, принять уверение в совершенном моем уважении и таковой же преданности. И. Григорович».

По моему глубокому убеждению, адмирал Григорович был более образованный моряк и более грамотный руководитель, чем Николай Герасимович Кузнецов. Сравнивать фигуры Александра Колчака и Виктора Пархоменко нет необходимости, они несопоставимы.

Итак, Григорович определенно считал, что «грубые отступления от требований Морского устава могли не только обусловить возможность катастрофы, но и приблизить ее наступление, если таковая была неизбежной».

Теперь нам предстоит выяснить — какие отступления от требований устава наблюдались на линкоре до катастрофы; насколько эти нарушения могли отразиться на процессе борьбы за спасение корабля и его экипажа, и если таковые имели место быть, то кто должен был нести за это ответственность.