С самых первых метров резки стала очевидна реальная опасность взрыва (от попадания брызг металла) выделяющихся при работе газов. Несколько мелких взрывов в процессе работ произошло, но, к счастью, из личного состава никто не пострадал. Аварийная вахта тут же обеспечила систему временной вентиляции, чем опасность взрывов была значительно снижена.

После подъема «Новороссийска» башня № 2 и мачта остались на дне бухты. Башню вскоре подняли и переправили для разрезки в бухту Казачья, а мачта, глубоко ушедшая в грунт с покоящимися в нем останками погибших «новороссийцев» и по сей день является невидимым свидетелем разыгравшейся здесь трагедии.

Командующий Черноморским флотом адмирал В.А. Касатонов отдал приказ начать подъем линейного корабля «Новороссийск» после первомайских праздников.

Ранним утром 4 мая 1957 года была начата генеральная продувка. Непосредственное управление ею было возложено на капитана 3-го ранга Муру. Были расставлены плавсредства для предотвращения разлива топлива и возможного подъема трупов погибших моряков, придавленных корпусом, а также для подбора различных плавающих предметов. И хотя все работы шли в атмосфере секретности, особенно присущей тем годам, весть о предстоящем подъеме «Новороссийска» разнеслась по Севастополю.

В этот день шел сильный дождь, но, несмотря на погоду, с рассвета берега бухты были усеяны людьми. Да и не могло быть иначе — ведь гибель «Новороссийска» была трагедией не только флота, но и всего Севастополя.

Носовая конечность корабля всплыла к 10 часам. К этому времени на эстакаде уже находились командующий Черноморским флотом адмирал В.А. Касатонов и член Военного совета флота генерал-майор береговой службы Н.А. Торик. Они поздравили руководство и личный состав ЗОН с началом подъема корабля. Правда, при всплытии кормы сорвалась со стопора башня ГК № 3. Впоследствии ее подняли вместе с башней ГК № 2 и переправили в бухту Казачья. Посменную вахту при проведении подъемных работ поочередно возглавляли Э.Е. Лейбович, Н.П. Муру, А.Б. Столпер.

Необходимо было срочно решить на тот момент задачу: довести осадку системы «линкор — судоподъемные понтоны» до нужной цифры — 16 метров. Правилами водолазной службы категорически запрещается вести работы под висящими объектами. Но нет, как известно, правил без исключений, а жизнь эти исключения вносила и в ход работ на «Новороссийске». Под его верхней палубой непрерывно вели свою опасную работу более десятка водолазов, обрезая все висящие конструкции: командные посты, мачты, зенитные автоматы, различные надстройки, трубы.

Гидрографическая служба требовала: максимальная осадка — 16 метров под жесткий трал. Работа по удалению висящих конструкций заняла 20 дней, но необходимой осадки достичь не удавалось. А в противном случае требовались специальные дноуглубительные работы. И лишь после того, как трюмные специалисты из бывшего экипажа «Новороссийска», возглавляемые инженер-капитан-лейтенантом С.Н. Фридбергом, выполнили на всплывшем корабле изнутри герметизацию поперечных переборок ниже броневой палубы, увеличив тем самым продуваемый воздухом объем корабля, нужная осадка была достигнута. После этого началась работа по подготовке перехода ЭОН вместе с поднятым линкором в бухту Казачья. Было проведено траление фарватеров на выходе из Севастопольской бухты.

С помощью земснаряда углубили фарватер для захода в бухту Казачья. В самой же бухте приготовили площадку («постель») для посадки «Новороссийска» на грунт. На корпусе линкора установили компрессорные станции, размагничивающее и буксирное устройство.

Начало перехода было назначено на 4 часа 28 мая 1957 года. На переход, проводившийся под непосредственным руководством Н.П. Чикера, прибыл начальник АСС ВМФ СССР вице-адмирал А.А. Фролов. Суда, которым было поручено буксировать линкор, были расставлены по схеме: два буксировали «Новороссийск» за корму, два удерживали с носа. Буксируемый линкор сопровождали катер и крановое судно «Канжал» с установленными на палубе 12 продувочными компрессорами.

Движение, как уже упоминалось, началось в 4 часа. В 6 часов 36 минут были пройдены боновые ворота. Переход при дальности в 7 миль со скоростью 1,5 узла длился 12 часов. После входа в бухту Казачья линкор разогнали, продули все, что можно, и на максимально возможной скорости посадили на грунт. Это произошло в 16 ч. 24 мин. 28 мая 1957 года. В бухту Казачья для встречи Экспедиции особого назначения прибыл главнокомандующий ВМФ адмирал Флота С.Г. Горшков.

Прежде чем перейти к этапу работ на корпусе линкора в Казачьей бухте, имеет смысл уточнить обстоятельства, сопутствовавшие организации третьего этапа похорон моряков «Новороссийска» в мае 1957 года. По анализу ранее рассмотренной информации, основные работы по сбору останков моряков ограничились периодом нахождения линкора в Северной бухте. При этом крепнет уверенность в том, что информация по последнему этапу сбора и погребения останков моряков явно сфальсифицирована. Кто поверит в то, что за период работ на корпусе линкора до момента его перевода в Казачью бухту были подняты останки 149 человек? Становится понятным режим повышенной секретности, предпринятый при организации похорон моряков на Братском кладбище в мае 1957 года.

Кто сейчас ответит на вопрос — останки скольких человек были погребены после подъема линкора в 1957 году? Какие акты и отчетные документы были оформлены по результатам погребения?

Если судить по действиям командования флота в мае— сентябре 1957 года, то рассчитывать на объективные результаты поиска в архивах флота не стоит. В то же время есть все основания утверждать, что на этот раз даже процесс ритуала воинских похорон не был соблюден. В пользу этой версии свидетельствуют следующие факты.

Ни командующий флотом вице-адмирал Касатонов Владимир Афанасьевич, ни ЧВС контр-адмирал Торик Николай Антонович не посчитали нужным (?) оповестить родственников погибших моряков о месте и времени траурной церемонии. Более того. По воспоминаниям родственников моряков, проживавших в Севастополе, на церемонии прощания присутствовали только вдова главного старшины дивизиона живучести БЧ-5 Н.И. Белика, водолазы и члены ЭОН. Вдова Белика была знакома с кем-то из моряков линкора, выделенных на обеспечение похорон. При отправлении баркаса от Телефонной пристани в полутьме раннего утра она села в баркас вместе с моряками. Причем на баркас ее взяли с непременным условием, что она никому и никогда об этом не расскажет. Быть может, это условие стало причиной того, что впоследствии, когда ее присутствие на похоронах уже не стало тайной, эта задавленная горем и житейскими обстоятельствами женщина продолжала говорить, что ничего об этом дне не помнит. Что же ей пришлось увидеть на кладбище из того, что так упорно пыталось скрыть командование флота той поры? И о чем она все последующие годы предпочитала не «вспоминать»?! Уже только тот факт, что эти похороны состоялись в мае месяце, позволяет утверждать, что в тот раз на Братском кладбище были захоронены останки только тех моряков, мимо которых не могли пройти водолазы в ходе работ внутри корпуса линкора до этапа его транспортировки в Казачью бухту. Как известно, после этого ритуального захоронения на «новороссийском» участке Братского кладбища добавилась только братская могила. Этим, по сути, «дежурным», актом командование флотом пыталось закрыть проблему прощания (?) с погибшими моряками. А мы-то по наивности все пытались выяснить условия и обстоятельства сбора останков моряков в процессе судораздела корпуса линкора в Казачьей бухте. Если наша крамольная по содержанию и страшная по сути догадка верна, то никакого сбора останков при разделке корпуса в Казачьей бухте не производилось. Если это так, то все должностные лица, ответственные за сбор останков и организацию похорон, вполне были достойны стать фигурантами уголовного дела по нескольким статьям Уголовного кодекса РФ. Среди Статей обвинения глумление над останками военнослужащих И составление фиктивных отчетов о погребении были бы самыми малозначащими.