В Лондоне рассчитывали посадить германскую промышленость и армию на голодный паек, оттянув на себя часть советского внешнеторгового оборота и заставив Москву отказаться от практики закупки, пользуясь своим нейтральным статусом, и последующего реэкспорта в Германию товаров, запрещенных к ввозу в воюющие страны. (Вопрос о транзите был для СССР вопросом выбора между двумя воюющими лагерями и, конечно, не имел простого технического решения).

Для германской военной промышленности, следовательно, армии, в конечном счете – самого Рейха, прекращение поставок из СССР и транзитом через его территорию было равносильно смерти или, по крайней мере, смертельной болезни.[167] В этом случае, по мысли кремлевских руководителей, Берлин мог оказаться вынужденным пойти на мировую с англо-французской коалицией, что совершенно не соответствовало их интересам и задумкам. Кроме того, в ноябре 1939 г. СССР готовился к военному решению «финляндского вопроса» и остро нуждался в политической поддержке Германии. Отсюда категорический тон заявления об отказе вступать в торговые переговоры с Великобританией от 11 ноября. Более того, 10 декабря по просьбе Берлина СССР заявил Лондону протест в связи с усилением мер экономической войны против Германии, затрагивавших торговлю и судоходство третьих стран. Вместе с тем тактика англичан оказалась беспроигрышной, поскольку каждый всплеск переговорной активности между Лондоном и Москвой вызывал у германского правительства приступ подозрительности.

Попытки нормализации отношений с СССР со стороны Великобритании и Франции были, однако, вскоре прекращены ввиду начавшегося дипломатического, а затем и военного наступления Советского Союза на Финляндию. Острота реакции союзных столиц на финляндские события объяснялась рядом серьезных причин, которые были названы в гл. 5.

Здесь же отметим, что в Лондоне и, особенно, Париже подозревали, что советское нападение на Финляндию является скоординированной с Германией акцией и осуществляется с целью подрыва позиций западной коалиции. Полпред Я. З. Суриц сообщал в НКИД 22 декабря 1939 г. о существовавшем во Франции убеждении, что советский нейтралитет прикрывает военное сотрудничество СССР с Берлином и что война в Финляндии «ведется в контакте и в соответствии с планами Германии и вводит фактически СССР в круг воюющей против Антанты коалиции» [36, с. 437–438]. В информационном письме Молотову из Лондона И. М. Майский также сообщал в начале нового 1940 года, что англичане «глубоко убеждены, что уже сейчас между СССР и Германией имеется тайный военный союз, а если в оформленном виде в настоящее время его еще нет, то все равно он скоро будет» [14, c. 55].

Реакцией западной коалиции стало принятие решения о посылки экспедиционного корпуса на помощь Финляндии, а также о бомбардировках бакинских нефтепромыслов, о чем говорилось выше. По совокупности внутри – и внешнеполитических причин тон в этой кампании задавала Франция. Именно она настояла перед Лондоном на принятии решений о бомбардировках и об исключении Советского Союза из Лиги наций в декабре 1939 г., а также о фактическом отзыве союзных послов из Москвы под видом «поездки в отпуск».

Французское правительство рассматривало и возможность разрыва дипломатических отношений с СССР. Вопрос о прекращении официальных отношений с СССР считался практически решенным; в Москве посольство приступило к уничтожению архивов. «Кампания за разрыв отношений с нами более серьезна, чем я полагал, – сообщал Я. З. Суриц в упомянутой выше телеграмме. – В парламентских кругах об этом говорят как о вероятности». Хотя, в конечном счете, в Париже все же сочли целесообразным сохранить дипломатические отношения с Москвой, та в конце 1939 г. – начале 1940 г. предпочитала осуществлять связи с союзниками через Лондон.

Очередной удар по отношениям с западной коалицией нанесло подписание 11 февраля большого советско-германского Хозяйственного соглашения, которое удовлетворяло практически все торгово-экономические пожелания Берлина. Была достигнута договоренность о значительном росте товарооборота между двумя странами, благодаря чему Германия могла в определенной мере возместить выпавшие вследствие экономической блокада объемы экспорта и импорта. Также СССР соглашался закупать для нее, в обход эмбарго, товары в нейтральных странах. Наконец, Германия получила льготные условия транзитных внешнеторговых перевозок товаров в Румынию, Иран, Афганистан, страны Дальнего Востока, и обратно. В меморандуме о советско-германской торговле экономический советник посольства К. Ю. Шнурре отмечал, что «соглашение означает широко открытую дверь на Восток» и что «эффект английской блокады будет существенно ослаблен будущим притоком сырья» [23, док. № 89].

Таким образом, была выполнена просьба, высказанная в письме Риббентропа Сталину от 5 февраля, – поддержать Германию «в нашей войне с Англией и Францией путем возможно быстрых и объемлющих поставок сырья» [14, с. 75–77]. Именно так – как поддержку, а не просто как договор о торговле, оценивал Сталин подписанное соглашение, тем более что зафиксированные в нем условия взаиморасчетов означали фактическое кредитование Советским Союзом Германии.[168] Это был аванс Рейху за будущие боевые действия на Западном фронте.

Политический эффект, произведенный на англо – французскую коалицию Хозяйственным соглашением, оказался исключительно сильным и вдобавок вошел в резонанс с планами посылки экспедиционного корпуса союзников в Финляндию. Отношения СССР с Францией и Великобританией обострились до предела. В информационном письме Молотову от 26 января И. М. Майский с беспокойством отмечал: «Выражаясь статистическим языком, я бы сказал, что если температуру (советско – английских отношений. – Ред.) мая – июня 1939 г принять за 100, то температура октября – ноября равнялась 50, а температура сегодняшнего дня едва ли превышает 30. В соответствии с этим атмосфера, окружающая Полпредство, носит леденящий характер, и пустота вокруг него все больше расширяется. […] в настоящий момент состояние англо-советских отношений должно быть признано опасным. Эти отношения сейчас можно сравнить с очень туго натянутой струной, и приложение к уже имеющейся всякой новой тяжести, откуда бы она ни исходила, в состоянии повести к разрыву струны» [14, c. 53, 56].

Чтобы отойти от края политической пропасти, Москва сделала несколько добрых жестов в сторону западной коалиции. Для начала она практически спустила с рук французским властям враждебный демарш – вторжение 5 февраля отряда полиции в здание торгпредства СССР в Париже с произведением обыска, вскрытием сейфов для изъятия документации и выдворением сотрудников. Затем Лондону было продемонстрировано благожелательное отношение к идее торговых переговоров. Принимая 16 февраля члена британского парламента С. Криппса, Молотов заявил, что «если бы Английское правительство действительно хотело бы иметь с нами хорошие отношения, то мы с готовностью пошли бы этому навстречу» [14, с. 93]. 22 февраля обеспокоенной Москве пришлось уверять Лондон, что Хозяйственное соглашение не означает военного союза (sic!) с Германией и что СССР остается нейтральным государством. В доверительном порядке даже последовал запрос, согласится ли британское правительство выступить посредником в урегулировании советско-финляндского конфликта[169]. Через пять дней Великобритании было