— И пишите поскорее, — уговаривала его Лиля, — пока не пропало желание. Я по себе знаю, самое страшное — это перегореть в творчестве. Напишите, я почитаю, вот тогда и будет о чем поговорить.

Окрыленный участковый отправился писать заметки.

Все, что он ни писал, ему не нравилось. Он представлял себе, как раскритикует его привлекательная профессиональная журналистка, и ему становилось стыдно. Но одновременно с этим росло и желание увидеть Лилю вновь, посидеть с ней, поговорить, возможно, даже немного поухаживать — о большем лейтенант и не помышлял. Но заметки, как назло, выходили неинтересными, пресными. ничего из ряда вон выходящего в районе не случалось. В общем, молоденький лейтенант уже успел разувериться в собственном таланте, отчаялся вновь побывать в гостях у Лили.

И вот, когда он уже был готов поставить на своих мечтах крест, прозвучал звонок от милицейского диспетчера. Сперва лейтенант даже не сообразил, что записанный им адрес и есть адрес знакомой журналистки. Уже повесив трубку, он посмотрел на запись, сделанную в регистрационном журнале.

— Черт, так это же она звонила! — и он понял, ему в руки плывет великолепный шанс увидеть ее вновь, предстать в образе героя.

Продиктовала бы диспетчер ему другой адрес, он бы, возможно, появился там не скоро, но к Лиле лейтенант буквально побежал. В папке из кожзаменителя вместе с документами лежали и черновики его будущих заметок.

Прямой дороги из двора во двор не существовало, пришлось обходить квартал, искать более-менее чистую тропинку среди раскопок, ведущихся возле самого подъезда.

Лейтенант дышал довольно часто, когда остановился возле двери Лилькиной квартиры.

— Открывай! — услышал он приглушенный толстой дверью мужской голос. , Звуки в квартире тут же смолкли.

— Открывай! — крикнул Толик, навалившись плечом на дверь.

Катя стояла у стены, сжимая в левой руке открытую банку с кислотой, в правой — хищно приоткрытые ножницы.

— Боже, дай мне силы решиться! — шептала она.

И тут раздался звонок в дверь. От неожиданности Катя даже немного расплескала кислоту. «Неужели? Неужели они пришли? — подумала Ершова и ощутила, как у нее из глаз потекли слезы. — Кто они? — вдруг засомневалась она. — Может, за дверью не милиция? Может, я зря радуюсь? Вдруг как те, с кем приехал фээсбэшник, забеспокоились, что его долго нет, и решили проверить, не случилось ничего?»

— Открывайте, милиция! — крикнул лейтенант и вдавил кнопку звонка.

Он уже не отпускал ее. Квартира наполнилась бесконечной электронной трелью. Катя по шороху поняла, что фээсбэшник на шаг отошел от двери. Ее трясущиеся пальцы легли на задвижку. Она резко провернула ее вместе с ручкой и распахнула дверь. Толик стоял всего лишь в шаге от нее, ствол его пистолета смотрел в сторону гостиной. Он лишь успел повернуть голову к Кате. Толик не собирался стрелять, во всяком случае сразу. Ершова плеснула ему в лицо, прямо в широко открытые глаза кислоту из стеклянной банки и завизжала как ополоумевшая.

Толик уже разворачивался всем корпусом к женщине.

Он хоть и успел прикрыть глаза, но кислота ослепила его.

Когда ствол пистолета дернулся, когда Катя увидела черное и, как ей показалось, бездонное отверстие, смотрящее на нее, она, еще раз громко завизжав, взмахнула длинными ножницами и со всего размаху всадила их Толику в предплечье.

— Милиция, откройте! — кричал из-за двери лейтенант.

Ершова выбежала в гостиную, схватила со стола сумочку и бросилась в прихожую. От волнения она никак не могла найти головку замка.

— Милиция, открывайте!

— Сейчас, сейчас, — тараторила Катя, шаря скользкими от кислоты пальцами по дверному полотну.

И туг она услышала шаги, мычание. Обернулась. В дверном проеме стоял Толик, ножницы еще торчали в его предплечье, загнанные на несколько сантиметров. На мгновение он открыл глаза, тотчас же сморщился, закрыл их.

Сделал еще один шаг вперед, наткнулся на комод.

— Что у вас там происходит!? Милиция! — кричал лейтенант.

Наконец, Катя уцепилась пальцами за головку замка и повернула ее. Потянув на себя дверь, Ершова на мгновение обернулась и увидела нацеленный на нее пистолет, увидела уже покрасневшие глаза Толика. Не выдержав жжения, он закрыл веки.

Катя рванула на себя дверь и испуганно присела.

Громыхнул выстрел. Все произошло так быстро, что Ершова даже не успела закрыть глаза. Еще секунду тому назад она видела возвышавшегося над ней полного сил молодого лейтенанта в новенькой милицейской форме. Милиционер даже не успел взяться за оружие, когда пуля вошла в его горло чуть ниже кадыка. Затем прозвучало еще два выстрела: второй разнес милиционеру голову, а третий — обшивку на соседской двери. Пуля с жалобным визгом отлетела от металлической двери и врезалась в стену.

Толик стрелял практически наугад, уже ничего не видя в деталях, различая лишь силуэты.

Лейтенанта он увидел только потому, что тот стоял в ярко освещенном дверном проеме. Катю же на фоне плохо освещенной стены он не увидел вообще. Толик стрелял до тех пор, пока затвор не остановился, пока все пули из обоймы не были расстреляны.

Он провел ладонью по воспаленным от кислоты глазам и шагнул вперед. Ершова, взвизгнув, рванулась на лестничную площадку и потянула за собой дверь. Толик успел ухватиться за ручку. Катя тянула на себя что было сил, но ручка неумолимо выскальзывала из ее пальцев. Расстояние между дверным полотном и косяком увеличивалось, и вот в него уже просунулась мужская рука, пальцы ловили воздух.

Наконец, показался и локтевой сустав. Толик, изловчившись, схватил Катю за плечо и попытался втянуть ее в квартиру. Ершова впилась зубами бандиту в запястье и сколько было сил сжала зубы. Она ощутила во рту солоноватый вкус чужой крови. Пальцы бандита разжались, и Ершова, прыгая через ступеньки, понеслась вниз.

Один пролет, второй… Ей казалось, она слышит за собой топот, казалось, различает тяжелое дыхание преследователя. Она чуть не вынесла входную дверь подъезда, выбежала на крыльцо.

— Помогите! — прокричала Катя в тишину безлюдного двора.

Ее слабый крик эхом отразился от противоположного дома и вернулся к ней, беспомощный и жалкий. От ужаса женщина прикрыла рот рукой, а когда отняла ладонь, увидела на пальцах кровь человека, пытавшегося ее убить.

Только сейчас Ершова сообразила, что сумочка все еще с ней.

Увязая в свежей, недавно вываленной из траншеи земле, она побежала к спасительно шумящей улице. Спрыгнув с последней песчаной кучи, оказавшись на асфальте, она побежала быстрее. Когда хлопнула дверь подъезда, Ершова даже не остановилась, даже не обернулась. К чему это, если знаешь, кого увидишь?

Глухой торец дома, нависшая над проходом пожарная лестница. Катя налетела на мужчину, быстро шедшего по тротуару.