куда-нибудь выберемся? Вместе? — Вместо ответа на главный вопрос предложил я «компромисс». О моих отношениях с Варварой Нелидовой в принципе при дворе все уже более-менее знали. Все же полтора года прошло после гибели Александры, странно было бы ожидать от не старого еще мужчины принятия целибата. Однако отношения эти были, так сказать, неофициальными, то есть мы не появлялись в обществе вместе, а на балах и других общественных мероприятиях — тем более что посещать их часто во время войны у меня просто не было возможности — мы хоть и проводили время вместе, но не как пара, а как просто симпатичные друг другу люди. В общем, максимально соблюдая приличия, и предложение выйти в свет вместе, в таком контексте, означало, некоторым образом, придание отношениям определенного официального статуса.

— Куда? — В голосе женщины была слышна заинтересованность.

— Не знаю, — я пожал плечами, вернее одним плечом — на другом я лежал. — Нужно узнать, что сейчас в театрах дают, а то я от культурной жизни вовсе отвык последнее время.

— Мне присылали приглашение на открытие художественной выставки Дмитриева-Мамонова. Сегодня в здании Художественной Академии.

— Дмитриева-Мамонова… — Я попытался достать откуда-то из глубин памяти хоть что-нибудь о художнике с такой фамилией, но не преуспел. Да и мало ли, как говориться, в Бразилии донов Педро? С другой стороны — какая разница в общем-то, тут же был важен сам факт выхода в свет. — Я не против. Собирайся!

Последнее слово я подкрепил звонким шлепком по упругой попке, за что тут же поплатился шутливым тычком под ребра, после чего Варвара подскочила с постели и побежала готовиться к выходу в свет. Дело это не быстрое, особенно в эти времена, поэтому я не торопясь откинулся на спину и задумчиво уставился в нависающий над кроватью балдахин. Нужно было хорошо обсудить все в первую очередь с детьми, объяснить им ситуацию, а уже потом думать о свадьбе…

До художественной Академии, находящейся на университетской набережной Васильевского острова, ехать было всего десять минут. Спасибо мосту через Неву, который резко улучшил транспортную доступность отдельных островов, из которых, собственно, и состояла столица. Наверное, только многочисленные столичные лодочники и прочие работники водного транспорта были не слишком довольны новинкой, остальные же жители быстро оценили сооружение и потребовали продолжения банкета. Так что сейчас в профильном министерстве рассматривалось сразу два десятка проектов новых мостов через Неву включая железнодорожный, необходимость которого так же была очевидна.

На подъезде — спустя два часа суматошных сборов — к самой Академии было людно, Университетская улица была загромождена экипажами, что говорило о явном успехе сегодняшнего мероприятия.

— Какова хоть тема выставки, — спросил я Варвару, вырвав женщину из плена собственных мыслей.

— Не знаю, Ники, что-то с войной связанное, я не интересовалась подробно, — Нелидова пожала плечами и улыбнулась. Понятно, сама живопись ей сегодня не интересна совершенно.

— Ясно тогда, почему такая пробка… — Все связанное с войной было в столице чрезвычайно популярно. Офицеров отпускников, приезжающих изредка в столицу, встречали подобно героям, всякие благотворительные общества, собирающие средства в фонд государственной обороны выросли пачками подобно грибам после дождя, ну и культурную сторону жизни это поветрие тоже не могло не затронуть.

Появление на выставке императора, да еще и женщиной вызвало на выставке настоящий фурор. И даже две четверки телохранителей, постоянно отирающихся вокруг и старающихся «фильтровать» окружающую толпу не отпугнули подданных желающих перекинуться с российским государем словом-другим. Все же последнее время я даже в театр стал выбираться только по очень большим праздникам, про посещение всяких великосветских салонов и говорить не о чем.

Отбыв обязательную часть — хозяева выставки естественно воспользовались моментом и зазвали меня произнести приветственное слово — мы с Варварой занялись, собственно, тем, ради чего и приехали. Я рассматривал картины, Нелидова — крутилась рядом и изо всех сил показывала всем присутствующим наши с ней близкие отношения. Женщина постоянно держалась за мою руку, не отходя ни на шаг, и регулярно демонстрировала характерные жесты: то невидимую пылинку смахнет с моего мундира, то прошепчет что-нибудь на ушко, то назовет меня «уменьшительно-ласкательным» именем. В общем, метила территорию как могла.

Я же искренне наслаждался живописью. Надо признать, что работы Дмитриева-Мамонова на мой взгляд были несколько излишне академичными, а изображенные батальные сцены преувеличено бравурными. Красивые люди в красивых — не походных, а парадных — мундирах в красивых позах… Мне война что эта, что 1812 года запомнилась совсем другой. Кровь, грязь, страдания, несчастные уставшие люди, измученные животные и никакого пафоса.

Естественно, эти соображения я и высказал художнику, который сам вызвался на этот вечер стать нашим Вегилием в царстве живописи.

— Да, все так, ваше императорское величество, — художник коротко склонил голову принимая мою правоту, — и поверьте я видел войну именно с той стороны, о которой вы говорите. Это последние годы я по гражданскому ведомству прохожу, а так двадцать лет армии отдано. И в кампании 1812 года поучаствовать довелось и на Кавказе пошалить и… Да и наброски этой картины я писал с натуры.

Дмитриев-Мамонов только махнул рукой как бы говоря, что ему самому довелось увидеть достаточно. Мы стояли у большого — три метра в высоту и пять в ширину — батального полотна под названием «Эггенбуг», на котором был изображен эпизод знаменитого трёхдневного сражения.

На картине художник запечатлел момент контратаки русской кавалерийской дивизии на отступающую после неудачной попытки штурма нашей линии обороны австрийскую пехоту. Был ли такой эпизод в самом деле, я сказать не смог бы, но выглядело все достаточно драматично.

— Так в чем же дело?

— Дело в том, — осторожно, явно подбирая слова, начал баталист, — что таковы критерии оценки в нашей Художественной Академии. Академики предпочитают классические сюжеты и классическую же технику исполнения, этому учат новые поколения и за это выдают награды и пенсии.

— Странный подход, — я пожал плечами. Не то, чтобы художественная тема была мне хоть сколько-нибудь близка, однако необходимость новых течений, подходов, техник была очевидна, — особенно теперь, когда развитие получило фотографическое искусство. Какой смысл пытаться добиваться на полотне реализма, ежели фотограф одним движением сможет это сделать все равно лучше?

— Вы правы, ваше императорское величество, — кивнул Дмитриев-Мамонов, — и тем более странно, что наши академики продолжают отстаивать столь консервативные позиции.

— Что вы имеете ввиду?

— Императорская художественная академия, — художник голосом выделил первое слово, — она же