– Карл… – проговорил мужчина, – не зря мне Монгол сказал: «Жди гостей».

– Здорово, Хмель, – без особого расположения отозвался законный.

– Не знал, что это ты приедешь.

Густо татуированный Хмель, а по паспорту Вацлав Хмелевский, отошел в сторону и широким жестом пригласил гостей.

– Давно не виделись. Еле твою халупу узнал. – Карл прошел в дом.

Из прихожей сразу две лестницы вели на второй этаж и две двери – в соседние комнаты. Просто лабиринт какой-то! Хмель набросил рубашку и показал комнаты. Через пять минут все собрались в большом, неряшливо обставленном зале на втором этаже. Хмель успел настрогать мясо, порезать овощи, расставить их на потертом столе для игры в пинг-понг. Толстые ломти хлеба лежали прямо на деревянной доске вместе с ножом.

– Живу один, так что угощайтесь без горячего. Какими ветрами?

– «Славянский базар» уже начался? – поинтересовался Карл, наливая в граненый стакан минеральную воду.

– Вчера, – Хмель к еде не притрагивался, наливал в стаканчики водку, заглядывая в глаза тем, кому лил, мол, сколько? – Ты на концерты приехал?

– А ты как думаешь?

– Слышал, бегаешь ты от кого-то, – пробормотал Хмель, заливая в широко раскрытый рот пятьдесят граммов водки. – Так вот, если ты, Карл, решил здесь отсидеться, то худшего места и худшего времени выбрать не мог. Удивляюсь, как ты до меня вообще добрался.

– Монгол про меня сказал?

– Я Монгола и в глаза не видел. О твоих проблемах шепнули пацаны. У нас в Витебске теперь шмон круче зоновского.

– Чего так? – Карл отломил кусочек хлеба и отправил его в рот. Он на людях ел редко, больше «угощался».

– Чего тут такого, чтобы удивляться, – пожал Хмель худыми плечами, – у нас давно менты беспредел устроили. Знаешь ты об этом. Всех законных в стране уже два года прошло, как отстрелили. Не садят, не выдавливают… Есть у нас в Белоруссии такая «Бригада смерти». Всех, кто верхушку не устраивает, – отстреливают. Или исчезают пацаны. Поехал в баню и не вернулся. Нет трупа – нет убийства, как менты говорят. Большой бизнес теперь сама власть крышует. Блатным мелочовку оставили, и то присматривают.

– Не только в Витебске, повсюду так? – холодно поинтересовался Карл.

– Повсюду. Перед «Славянским базаром» менты всех блатных обошли, предупредили. Или на это время из города уезжаешь, или – посадим. Менты сами плюются, но им сверху знать дали. Кто-то уехал. А тех, что сдуру остались, повязали. «Административку» шьют. Паспортный режим, жалобы от соседей, нарушение валютных операций… Херню всякую. У ментов ее три вагона припасено. Но суды по пятнадцать суток, по десять, по двадцать… как на конвейере, дают. Зачистку в городе провели, как федералы в чеченском ауле. Всех под одну гребенку за одну ночь зачесали. Чего боятся, сами не знают. Ясно, что президенты приедут, министры… Но зачем же пацанов винтить? Никто кипиш поднимать не собирался. Видел я на вокзале вчера, как питерские приехали, они лаве в певца вбросили, чтобы место призовое взял. Знакомые пацаны, я их знаю. Менты прямо в городе их с поезда сняли и сказали, чтобы назад в Питер поворачивали, иначе всех на месте и загребут. Мол, те деклараций не заполнили, когда границу пересекали. Значит, все деньги, что при них, контрабанда. А где та граница, попробуй пойми, когда поезд ее без остановки пересекает, и никто тех деклараций на ней под нос не сует.

– Не порадовал ты меня, – признался Карл, – слыхал я, но не думал, что так круто за блатных у вас взялись.

– Твое счастье, Карл, что ты на машине приехал. С поезда тебя вмиг сняли бы. Не знают они, что ты в Витебск подался.

– Сомневаюсь, что не знают… А тебя тогда чего не трогают? – прищурился законный.

– Я за городом живу, – рассмеялся Хмель, – бизнес у меня легальный. Сам видел. Весь двор заставлен, – было видно, что говорить о своем занятии Хмелю приятно. – Когда мутка с ментами началась, я вовремя понял, что надо тихо осесть. Нашел двух рукастых мужиков, кого по зоне знал, и открыл фирму. Сперва мы из эпоксидки медальоны на памятники лили. Потом мужики зубным буром заготовки по фотографиям до портрета доводили. Улетала моя продукция с ходу. Уже поздней на чиновников вышел, с ними схему и составили. Они с хохлами скучковались, с Карпат в Белоруссию камень гонят. Больше никто не может сюда камень поставлять. Весь рынок себе под ноги положили. Теперь только так – моя работа, их материал. Я и не дергаюсь. Пусть каждый свой кусок имеет. Десять человек у меня уже на производстве. Пескоструйкой портреты по фотографиям херачат. Все бывшие зэки. Похоронный бизнес, он вечный, родственники на жмуров не скупятся. Чем хуже жизнь, тем больше у меня заказов, – невесело засмеялся Хмель.

– И ты отошел от дел, – хмыкнул Карл.

– Не отошел, но по-другому у нас сейчас нельзя.

– Гостиницу «Эридан» знаешь?

– Кто ж ее не знает. Самая крутая в городе.

– Подвязки в ней у тебя есть?

Хмель призадумался, почесал волосатую грудь под расстегнутой рубашкой:

– У меня всюду подвязки есть. Но помогать тебе не стану. Себе дороже.

– Что тебе про меня шепнули? – напрямую спросил Карл.

– Немного, но достаточно. Завалить какого-то бугра ты собрался. Тут я тебе не помощник. Ни сам пальцем не пошевелю, ни пацаны. У нас с ментами уговор, на время праздника – полный штиль. В гостиницы лучше не суйся, – посоветовал Хмель, – там тебя вмиг вычислят, да и мест нет. Все артистами да чиновниками забито. Поживи у меня. Тут тобой интересоваться никто не станет. Много у меня народу проворачивается. Дружков твоих никто не ищет? – Хмель сказал это так, будто только сейчас заприметил Бунина, Сыча и Жакана.

– Все чисто, – заверил Карл, – но завтра ты мне долбаный «Эридан» покажешь.

– Показать не проблема. Но только издалека. Билеты на концерты нужны?

– За кого ты меня держишь? – Карл зло растянул губы в улыбке. – Надо будет, сам достану.

* * *

Семен Мальтинский проснулся под звук сливаемой в унитазе воды. Тут же встрепенулся и сел на широкой двуспальной кровати. Ему показалось, что кто-то чужой оказался в его гостиничном номере. Липкий страх прокрался в душу.

– Вот же черт, – пробормотал он.

Мальтинский наконец сообразил, что звук доносится из соседнего номера. Витебская гостиница «Эридан» хоть и выглядела пристойно, «под евро», но в сущности своей оставалась заурядным зданием шестидесятых годов с соответствующей звукоизоляцией.

После гибели Петровича Мальтинский стал втрое осторожней. Если бы мог, не откладывая, вернулся бы в Штаты, но еще оставались дела. Семен Борисович был верен своему принципу – все замыкать на себя. И основные переговоры предстояли ему здесь, в Витебске, где собрались нужные люди из России, Украины и Белоруссии.

«А потом хоть в Штаты, хоть в Италию. Отлаженная машина заработает сама. Жаль, конечно, Петровича. Но незаменимых людей не существует».