Высоцкого и Влади. В итоге режиссеров привезли на Лубянку, где за них взялись два генерал-майора — Иван Абрамов, ставший вскоре заместителем начальника Пятого управления КГБ Филиппа Бобкова, и заместитель начальника следственного отдела КГБ Николай Жуков: «“.. вы что — с ума сошли? Вы с кем связались?”. Мы говорим: “А с кем мы связались?”. — “С антисоветчиком Высоцким, вот с кем! С мерзавцем, негодяем, диссидентом и с этой его, слов не буду подбирать, Мариной Влади, которая еще неизвестно, на какую разведку работает!”»422.

То, что в КГБ считали Высоцкого антисоветчиком, подтверждают воспоминания руководителя клуба авторской песни «Высота» г. Краматорска Юрия Миленина о несостоявшихся концертах в этом городе в марте 1973 года: «Взволнованный начальник городского отдела культуры Эдуард Стеценко, сославшись на решение горкома КПСС и отдела КГБ, предупредил о невозможности приезда барда, приведя такой их “аргумент”: “Нам только этого антисоветчика не хватало!”. Так и вышло, что Высоцкий до Краматорска не доехал..»423.

Такая же история повторилась с концертами в Саратове в июне 1979 года: «.. приезд скандального барда надо было согласовать с властями. Заведующая отделом культуры Валентина Боброва сказала, что такие вопросы решает КГБ. И тут же набрала по телефону Пасса Прокофьевича Смолина, начальника КГБ СССР по Саратовской области. Его суровый ответ прозвучал как приговор: “Пока я в Саратове, этого антисоветчика здесь не будет!”»424. А упомянутый здесь начальник КГБ 11 мая 1975 года участвовал в отравлении Владимира Войновича в № 480 московской гостиницы «Метрополь», о чем тот впоследствии и рассказал: «Того, кто когда-то назвался мне Петровым, в миру зовут Смолин Пас Прокофьевич (наверно, папаша был футбольный болельщик). На день моего отравления Пас Прокофьевич был начальником отдела, но не простого, а (если мой источник не ошибается) исследовательским. “При чем тут исследовательский отдел? — спросил я. — Разве мое отравление имеет какое-нибудь отношение к исследовательской работе?”. — “А как же! — возразил источник. — Конечно, имеет. Это же был как-никак научный эксперимент”. Вскоре после моего отравления и, возможно, в связи с ним исследователь Смолин был от “научной” работы отстранен и переведен (наказание с повышением) начальником управления в Саратов (а не в Караганду), там и правда дослужился до генерала, вышел на пенсию и, должно быть, вернулся в Москву»[649].

Между тем многие кагэбэшники у себя дома или на работе с упоением слушали записи Высоцкого и даже приглашали его с концертами! В общем, типичный пример оруэлловского двоемыслия: «Мне однажды знакомый рассказывал, — вспоминает один из участников рок-форума, — как им КГБ занималось из-за того, что он включал Высоцкого в доме отдыха через громкоговорители. Он там в радиорубке работал. Было это еще в начале семидесятых. ГэБэшник ему примерно так сказал: “Нравится тебе, слушай, мне он тоже нравится. Я его сижу дома и слушаю. И ты сиди тихонько и слушай. А публичное озвучивание — это антисоветская агитация»[650] [651].

Нельзя не привести также изумительную историю, которую в 2013 году рассказал 75-летний самарский художник Вадим Сушко: «Я дружил с Высоцким. Познакомился с ним через Артура Щербака, при участии которого в ГМК-62 была создана группа художников <.. >. Высоцкий, когда приезжал в Куйбышев, жил дома у Артура Щербака, и мы там общались. Я помню, как провожал его в Магадан из Москвы — тогда Высоцкий чуть не опоздал на самолет, и рейс специально задержали, ради него. <…> А в Ярославле подходит к нам человек, достает “корочку”, показывает — “капитан КГБ”. “Вы проигрывали запрещенные песни Высоцкого. Я конфискую у вас кассеты”. “С какой стати? — отвечаем. — Не отдадим”. Слово за слово, а потом он и говорит: “Слушайте, ребята, дайте переписать, а?”»427.

Вот так всё и происходило: публично они конфисковывали записи Высоцкого, а потом сами их заслушивали до дыр, либо приглашали Высоцкого к себе с концертами, после чего официально чинили ему запреты. Показательно в данном отношении свидетельство режиссера Гарри Бардина: «“Ты понимаешь, — сказал он мне, — как глупо: сначала я пою на Лубянке, они для себя записывают, а потом мне это запрещают”. И он сказал фразу: “Я власти неугоден”»[652] [653].

Если вернуться к Джеймсу Бонда, то можно заметить, что его популярность: «Артист Джеймс Бонд, шпион, агент 07. <…> Настолько популярен, / Что страшно рассказать», — напоминает популярность самого Высоцкого: «И один популярный артист из Таганки» («Несостоявшийся роман», 1968). А вот что он сказал в 1977 году калифорнийскому музыканту Майклу Мишу (Michael Mish), у которого останавливался в гостях в Лос-Анджелесе: «Ты знаешь, я страшно знаменит. Нет такого советского человека, который бы не знал меня»429

В строках «С него сорвали свитер, / Отгрызли вмиг часы / И растащили плиты / Со взлетной полосы» трудно не узнать аналогичный мотив из написанной годом ранее песни «Я из дела ушел»: «Растащили меня, и, как водится, львиную долю / Получили не те, кому я б ее отдал и так».

А строки «Набросятся — и рвут на сувениры / Последние штаны и пиджаки» почти буквально повторяют высказывание Высоцкого от 13 марта 1973 года о своей популярности: «По-человечески даже пожрать не удается… — Но ведь рядом ресторан “Донбасс”. — Пойдешь в ресторан, — горько ухмыльнулся Владимир, — всякие идолопоклонники одежду разорвут в клочья себе на сувениры»[654]. Сравним в песне: «Мол, все равно на клочья разорвут». Поэтому ему приходилось избегать поклонников: «Вот так и жил, как в клетке». А в «Моей цыганской» (1967) то же самое говорил о себе лирический герой: «Рай — для нищих и шутов, / Мне ж — как птице в клетке».

Теперь вернемся еще раз к «Пародии на плохой детектив»: «Джон Ланкастер в одиночку, преимущественно ночью, / Щелкал носом — в нем был спрятан инфракрасный объектив. / А потом в нормальном свете представало в черном цвете / То, что ценим мы и любим, чем гордится коллектив».

Похожие образы появятся в «Письме пациентов Канатчиковой дачи в редакцию телепередачи “Очевидное — невероятное”» (1977): «Вон дантист-надомник Рудик. / У него приемник “Грюндиг”, / Он его ночами крутит, / Ловит, контра, ФРГ».

Совпадает даже размер стиха в обоих фрагментах (а контрой назван и герой «Пародии»: «Враг не ведал, дурачина…»; сам Высоцкий также жаловался Алексею Герману, что его «чуть ли не врагом выставляют»[655] [656] [657]). Кроме того, одинаково говорится о реакции «вражеской» радиостанции: «А потом про этот случай раструбят по Биби-си» = «У ученых неудача, / Би-би-си <о ней> трубит»