Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При этом и антиподы, и вольные стрелки с готовностью принимают всех, кто присоединяется к ним: «Когда провалишься сквозь землю от стыда / Иль поклянешься: “Провалиться мне на месте!” — / Без всяких трудностей ты попадешь сюда, / А мы уж встретим по закону, честь по чести. <.. > Над наших входом читайте фразу: / “Любым и всяким у нас — почет!”» /4; 323/ = «Здесь с почетом принимают / Оторви-, сорвиголов» (АР-2-158) («встретим» = «принимают»; «любым и всяким» = «оторви-, сорвиголов»; «почет» = с почетом»). Кстати, и сам поэт является одним из таких сорвиголов; как сказано в песне «Погоня» (1974): «Я, башку очертя, гнал, забросивши кнут». Но когда ему плохо, этот мотив сменяется на противоположный: «Сорвиголов не принимаю и корю, / Про тех, кто в омут с головой, — не говорю» («Песня конченого человека», 1971). А в «нормальном» состоянии он часто бросается в омут: «Бросаюсь головою в синий омут» («Реальней сновидения и бреда…»), «С головою бы в омут — и сразу б…» («Копошатся — а мне невдомек…»), «В прорубь надо да в омут, — но сам, а не руки сложа» («Снег скрипел подо мной…»).
В свете сказанного закономерна параллель между «Балладой о вольных стрелках» и стихотворением «Мы без этих машин — словно птицы без крыл…» (1973): «На равнинах поем, на подъемах ревем, — / Шоферов нам еще, шоферов нам! <…> Полным баком клянусь, если он не пробит, — / Тех, кто сядет на нашу галеру, / Приведем мы и в божеский вид. / И, конечно, в шоферскую веру» = «Здесь с почетом принимают / Оторви-, сорвиголов. <.. > Здесь того, кто всё теряет, / Защитят и сберегут: / По лесной стране гуляет / Славный парень Робин Гуд!».
Кроме того, призыв «Шоферов нам еще, шоферов нам!» напоминает написанные в том же году «Мистерию хиппи» и «Марш антиподов»: «Так идите к нам, МакКинли <…> Будет больше нас, Мак-Кинли!»[659] [660], «Любым и всяким у нас — почет!» Такое же гостеприимство любым гостям в стихотворении «Живу я в лучшем из миров..»(1976) демонстрирует лирический герой: «Любой ко мне заходи!».
А о личностном подтексте «Марша антиподов» свидетельствует также дневниковая запись Валерия Золотухина от 01.02.1973, где он приводит следующие слова Высоцкого: «Я нахожусь постоянно в жутчайшем раздражении ко всему… Я всё время в антагонизме ко всему, что происходит…:^6.
Таким образом, поэт ощущал себя антиподом по отношению к окружающей действительности. Об этом же идет речь в черновиках «Песни автомобилиста» (1972): «Когда еще я не был антиподом / И танцевал всеобщую кадриль, / О, как я уважаем был народом!.. / Теперь же у меня — автомобиль» /3; 365/. А потом он перестал «танцевать всеобщую кадриль» (как сказано в черновиках «Памятника», 1973: «Выбивался из общей кадрили» /4; 260/), и получилась следующая картина: «Вот заиграла музыка для всех — / И стар, и млад, приученный к порядку, / Всеобщую танцует физзарядку, — / Но я рублю сплеча, как дровосек: / Играют танго — я иду вприсядку» («Муру на блюде доедаю подчистую…», 1976). Точно так же «вразрез» танцевал он в «Масках» (1970): «Они кричат, что я — опять не в такт, / Что наступаю на ноги партнерам», — и пел в стихотворении «Нараспашку — при любой погоде…» (1970): «Из меня не выйдет запевалы — / Я пою с мелодией вразрез».
Встречается мотив «антиподности» также в стихотворении «В тайгу!..» (1970) и в песне «Спасите наши души» (1967): «Да я только здесь бываю — / За решеткой из деревьев, но на воле». «Но здесь мы на воле — ведь это наш мир». Сравним: «Мы — антиподы, мы здесь живем». В двух последних цитатах лирическое мы живет «внизу» — на подводном дне и на другой стороне Земли, противопоставляя себя другим людям, и в том числе — власти. Процитируем еще черновик стихотворения «Упрямо я стремлюсь ко дну…» (1977), где лирический герой тоже оказывается на морском дне: «Я здесь остался — нет беды» (АР-9-110).
***
Если вернуться к образу Рудика Вайнера из «Письма с Канатчиковой дачи», то можно заметить, что он был доставлен в сумасшедший дом с номерочком на ноге, то есть из вытрезвителя. А сам Высоцкий прямо написал об этом — уже от своего лица — в посвящении «К 50-летию Ю. Любимова» (1967): «Мне всё это знакомо: я бывал в вытрезвителе — / Там рисуют похожее, только там — на ногах».
Образ Рудика как врага и контры противопоставляется остальным пациентам Канатчиковой дачи, от лица которых ведется повествование, поскольку они выступают в маске пролетариев: «Больно нашим дачным душам, / Что Америку не глушим» (С5Т-4-252).
Речь здесь идет о радиостанции «Голос Америки», а слово дачным образовано от «Канатчиковой дачи». Вот как описываются действия Рудика Вайнера: «Есть у нас на даче прудик — / Там большая контра Рудик / День и ночь приемник “Грюндиг” / Крутит, ловит ФРГ…» (С5Т-4-252), «Вон дантист-надомник Рудик. / У него приемник “Грюндиг”, / Он ушел на дачный прудик, / Голос вражеский поймал»[661] [662] [663] (С5Т-4-256). А дальнейшее описание этого персонажа находит прямую аналогию с жизнью самого Высоцкого: «От пристрастья к ихним шмуткам — / И “березкам ”, и валюткам — / Рудик двинулся рассудком, / Потому ареста ждал». Процитируем воспоминания фотографа Александра Стернина: «Володя и чеки доставал в валютную “Березку”, и веши покупал. В общем, придавал этому серьезное значение»438.
Интересно и другое описание Рудика: «Тут у нас надомник Рудик, / У него приемник “Грюндиг”, / Он купил его в рассрочку в ФРГ» (С5Т-4-252).
Высоцкий же во время своего визита в ФРГ купил себе «Мерседес», который был зарегистрирован 8 июля 1976 года в Краснопресненском отделении ГАИ.439 а осенью того же года была начата работа над «Письмом с Канатчиковой дачи» /5; 138/.
Но почему же Рудик купил приемник в рассрочку? Да потому, что Высоцкий потратил на свой «Мерседес» все сбережения, и у него не было денег на растаможку машины. Поэтому ему пришлось дать