То, что такое положение невозможно, стало ясно очень быстро даже монголам. Но Невский молчал и правил не в Киеве, а в Переяславле в то время, когда не правил в Новгороде. У него на сердце было слишком тяжело, а его душа испытывала огромные муки, чтобы бороться со своим дядей или братьями. Он не хотел соперничать в Орде с другими князьями. У него была своя важная цель, хотя тогда он не думал, что она достижима.

В Новгород, где жил в основном Александр, прибыло посольство из Рима – точно такое же, какое когда-то приезжало к Даниилу Галицкому. Послами были двое видных кардиналов. Папа римский сообщал Невскому, что эти люди – искусные ораторы и могут прекрасно обучать закону Божьему. Они привезли письмо от его святейшества, в котором упоминались ливонские рыцари и неустанная забота Рима о защите христианских земель от варварских народов и говорилось, что папа желает склонить князя Александра к принятию учения католической церкви и продемонстрировать повиновение Святейшему престолу и наместнику Бога на земле. «Величайший правитель, – писал папа, – не умаляется, а возвеличивается через повиновение. И поэтому мы призываем тебя, о, князь, признать Римскую католическую церковь своей матерью, повиноваться ее первосвященнику и привести за собой всех своих подданных. Знай, что, если ты воспользуешься этой возможностью, мы возвысим тебя среди всех князей и вознесем на вершину славы». Чтобы еще больше убедить его, папа уверял Невского, что его отец Ярослав умер в католической вере. «От нашего посланника Плано Карпини, отправленного к монголам, – писал папа, – мы получили весть о том, что твой отец проявил повиновение католической церкви. Это стало бы известно миру, если бы внезапная смерть не унесла его. Так как смерть его была легкой, ясно, что он пребывает среди блаженных, – счастье, разделить которое с ним когда-нибудь мы и тебе желаем».

То, что Плано Карпини видел Ярослава в Монголии, не вызывает сомнений, так как в своих дневниках он подробно описывает визит к великому князю и то, как он познакомился с ним, а также смерть Ярослава, но об обращении его в католическую веру – ни слова.

Невский принял послов, но уклонился от дискуссии. Он сообщил им, что посоветуется и даст ответ в письменном виде. Папа был ободрен падением Византии и подъемом Латинской империи, что вынудило патриарха перебраться в Никею, а это, в свою очередь, затрудняло поддержание связи между ним и Русью, чему также способствовало завоевание самой Руси монголами. Отсюда у папы и возникла надежда перетянуть на свою сторону двух самых выдающихся русских князей – Даниила Галицкого и Александра Невского.

Даниил сначала разбудил в папе надежды, которые не оправдались впоследствии. Невский, наоборот, с самого начала дал недвусмысленный отказ, чем избавил папу от дальнейших объяснений. Он посоветовался со своими духовными наставниками и подготовил письменный ответ, в котором коротко и ясно говорилось: «Мы знаем священную историю и придерживаемся апостольского учения и традиций отцов церкви. Мы являемся последователями семи Вселенских соборов, но не признаем ваше учение».

В своем письме папа похвалил Невского, потому что тот не признал хана. Вряд ли возможно, чтобы на Западе не было известно о поездке Невского в Монголию, так как ливонские рыцари знали, что он был там; а то, что знали они, знали и в Риме. Невский не понимал, как мир, могущество и слава могут появиться на Руси как следствие главенства папской власти, но когда он услышал, что на Западе не могут представить Невского в роли подданного монголов, то это, вероятно, сильно опечалило его. Это напомнило ему – тому, кто укротил вторгшихся немцев у Вороньего камня и в других местах, что он должен нести монгольское иго на своих плечах. Эту мрачную картину никак не раскрасил тот факт, что он – великий князь Киевский – не имеет никаких владений, а его брат Андрей, по причудливому стечению обстоятельств правящий во Владимире, разрушает власть там, где она действительно существует. В самой Орде дружески настроенный к нему Батый старел, и всем, кто знал эту ситуацию, было ясно, что власть ускользает от него. Но те, кто жаждал власти в Орде, еще не осмеливались действовать.

Сын Батыя Сартак правил от имени своего отца, и, хотя его дядя Берке угрожал Сартаку даже смертью, ни у сына, ни у брата Батыя не было реальной власти.

Фаворит Батыя по имени Улагчи был человеком, который решал все вопросы в Орде. Кто бы ни приехал в Сарай в тот период и как бы он ни угождал Берке или Сартаку, он ничего не мог сделать, если в первую очередь не пришел с подарками к Улагчи и не договорился с ним. В конце своей долгой жизни Батый стал таким немощным, что в течение двух-трех лет до его смерти никто о нем не слышал, словно он как бы уже перестал существовать. Согласно некоторым источникам, он умер в 1255 г., согласно другим – двумя годами раньше. Трудно было сказать, кто держал власть в руках в Сарае в этот период. Но куда ни взглянешь – везде отсутствовал порядок.

Во Владимире дядя Святослав все еще боролся со своим племянником и беспрестанно жаловался в Орду. Его племянник Андрей продолжал хвастаться своей ненавистью к монголам и будоражить против них русских. Он нерегулярно ездил в Орду с данью и каждый раз уменьшал сумму. Он смущал умы людей; не только побуждал к противодействию сборщикам налогов, но и словно для демонстрации своих чувств презрительно встречал их и всячески досаждал им. Он не ограничивал выражение народной ненависти, которая сама по себе была огромна, но старался подогреть и увеличить ее. В Орде баскаки пожаловались на князя и были горько разочарованы.

Андрей обвинял Александра в бездействии и уговаривал их брата Ярослава присоединиться к нему и подать пример старшим в том, что они не должны быть ни друзьями, ни слугами монголов. (Ярослав позднее стал князем Тверским, и от него пошел род тверских князей, которые упорно воевали с Москвой.)

В Сарае нарастал хаос, и даже с величайшим смирением, которое мог продемонстрировать человек, подчиняясь тамошним требованиям, невозможно было получить справедливое решение дел на Руси. Как бы ни боролся Святослав, монголы не обращали на него внимания, потому что он был беден по сравнению с другими князьями. А когда его племянник Андрей появлялся в Орде, чтобы поклониться хану, он рассыпал золото перед теми, кто был там ему полезен. Невзирая на всю свою острую ненависть к монголам, он даже обменивался радушными приемами с самыми значимыми из них, то есть с теми, кто обладал влиянием, и жалобы сборщиков налогов на Андрея оставались нерассмотренными.

Так прошел один год его правления и начался второй, который для него плохо закончился. Говорили, что в Орде готовы сурово разобраться с Андреем. Во Владимир был послан отряд монголов под командованием Неврюя, и смысл такого военного променада был хорошо известен всем русским. Вот как в Орде постановили в отношении князя: «У Андрея в сердце нет страха; он оскорбляет и досаждает людям, посланным к нему из Орды. Хан повелел наказать его. Что стало с золотом и серебром, собранным Андреем? Все, что написано в его письмах, и все, что он говорил, – ложь. Пусть он почувствует гнев монголов за свою дерзость. Он мог бы жить по правде и чести, и тогда никакого зла не было бы причинено его землям, и его народ не пострадал бы. Но теперь пусть придет кара. Пусть его люди погибнут!»