– Приходит тетка, трое детей, и все инвалиды. Один – я еще понимаю, но три – это уже полный маразм!

Это было смешно, но все же не очень. Такие шуточки по отношению к социально незащищенным стали обычным делом и распространялись со страшной силой. Они служили как поводом поприкалываться, так и способом отвести от себя самих зло, подбиравшееся все ближе и ближе, откуда-то снизу, как невидимый прилив. Эти люди, которые то и дело встречались вам в городе, были не просто «фольклор» – подумаешь, несколько маргиналов, «головастики» всегда на взводе. Нет, для них строилось жилье, дешевые гипермаркеты, центры по уходу, создавалась экономная структура, призванная управлять нищетой, угасанием биологического вида. А они бродили, как призраки, от кассы социальной помощи к «зоне», от бистро к каналу, с полиэтиленовыми мешками в руках, с детьми и колясками. Опухшие ноги, ненормальное брюхо, нереальные рожи. Время от времени среди них рождалась какая-нибудь особенно красивая девочка. Тогда всем начинали мерещиться страшные истории – про инцесты, насилие. А девочка тем не менее была везучая. Внешность могла стать для нее пропуском в лучший мир. Но рождались в этих семьях и полные отморозки, которые не станут мириться со своей судьбой и постараются отплатить за все. Их ждало короткое путешествие по кривой дорожке, в конце которого – смерть или тюрьма. Статистических данных для определения глубины этого явления не существовало, однако в столовых для бедных отмечался неуклонный рост активности, да и в социальных службах работы было хоть отбавляй. Всех интересовало, что за жизнь ведут эти люди в своих жалких жилищах, питаясь жирной пищей, отравляя себя играми и сериалами, беспрерывно плодя детей и несчастья, – потерянные, озлобленные, живущие по остаточному принципу. Но лучше было не задавать себе вопросов, не пересчитывать их, не определять их плодовитость и вероятную продолжительность жизни. Так это отродье и тухло за всеми возможными порогами и чертами, чуть присыпанное социальными выплатами, пугая окружающих и дожидаясь конца.

Виктор предложил десерт, но женщины были уже сыты. Под пиццу они распили еще кувшинчик «Кот-дю-Рон» и теперь несколько размякли, чувствуя себя утомленными и отяжелевшими. Мать объявила, что не в силах двигаться. Девочкам было не лучше. Вместе с кофе принесли счет. Мать положила поверх него свою «Визу Премьер». Пока они болтали и смеялись, терраса опустела. Оставались только какая-то запоздавшая семейная пара, англичане да несколько подростков, которые курили «Честерфилд» и попивали «Монако»[34], стараясь растянуть удовольствие. Приятно было наблюдать эту июльскую пустоту среди летнего затишья.

– Гляди-ка, – проговорила Клем, указывая на какую-то точку в перспективе улицы Труазэпи.

Это был отец Стеф. Отвисший животик, скрывавший с некоторых пор ремень, натягивал рубашку «Eden Park» в сине-белую клетку. Он приближался, глядя на свои ботинки, с портфелем в руке. Взглянув на часы, он ускорил шаг. Мать Стеф встала, чтобы помахать ему.

– Ого, – сказала она, откидываясь снова на спинку стула.

– Как? Ничего?

– Ничего. Бывало и похуже.

Она подняла руку, и ее браслеты с приятным звоном соскользнули по предплечью. Отец ответил быстрым жестом и подошел к ним. По лицу его было видно, что сегодня не лучший его день. Он сразу начал выкладывать все, что было у него на душе. Женщины сделали вид, что внимательно слушают.

Пьер Шоссуа возвращался с американского пляжа, куда ездил, чтобы в последний раз проверить, как идет подготовка к балу. Фейерверк еще не был установлен. Пожарники достали вконец, муниципальные служащие – то же самое. Эти вообще требовали тройную оплату, поскольку четырнадцатое июля попадало еще и на воскресенье. Теперь мэр ждал его с отчетом. Рассказывая, он подъедал с тарелки дочери корки от пиццы. Стеф смотрела на отца; с такими темпами он долго не продержится.

– Вечером приходите. Народу будет много.

Стеф и Клем скривились. По правде говоря, они были не в восторге от предложения. Шум, гам, тарарам – не так они представляли себе хорошую вечеринку. Но отец настаивал, и они в конце концов пообещали прийти. После чего он зашагал дальше своей дорогой – тяжело дыша, толстый, как колбаса, с портфелем в руке. Его ждал мэр, и в нем, так или иначе, нуждался весь город.

– Ладно…

Мать и девушки остались втроем, говорить им было больше не о чем. Они избегали смотреть друг на друга. Мать поняла, что это значит. Она встала, взяла со стола счет.

– Ты на машине, Клеманс?

– Да.

– Тогда я вас оставлю. У меня еще полно дел.

Она попросила Клем передать привет родителям, потом прошла внутрь, чтобы заплатить. Держалась она не слишком твердо да и видела не слишком хорошо. Можно было подумать, что не она ведет машину, а наоборот. Стеф с подружкой улыбнулись, глядя на нее, разговорчивую, светловолосую, с матовой кожей, всю в золоте. На прощание она помахала им.

– Что ты собираешься делать? – спросила Клем.

– Не знаю.

– Ну да. Тут все то же убожество.

– Не говори.

Они помолчали несколько минут, наслаждаясь послеобеденным оцепенением. Вино делало свою работу у них в головах, а еда – в желудках.

– Могла бы все же позвонить.

– Да я, как приехала, все время кручусь. Мать таскает меня по всем закоулкам.

– А, ну ладно.

Они решили немного пройтись, чтобы размять ноги. Все магазины были закрыты, о ресторанах и барах не хотелось даже думать. Через открытые окна были видны скромные интерьеры: комната на цокольном этаже, где супруги смотрели телевизор, спальня подростка с постерами «Top Gun» на стене.

Клем начала рассказывать о своей жизни, об учебе, о Нанси. После первого облома на подготовительном в Лионе она переключилась на медицину и только что с успехом закончила первый курс. В целом сейчас все неплохо. Зато в первом семестре ей досталось. Поступила она в разгар учебы, потерялась в толпе (тысяча шестьсот студентов до первого отсева), преподы методично обдавали ее презрением, – короче, пришлось попотеть конкретно, просто жесть. До марта дни летели один за другим, беспросветно, безрадостно, сплошной серый туннель, не считая усталости, соперничества, плюс этот долбаный город с его выпендрежными фасадами и паршивыми барами. Все кончилось «Прозаком». После этого она вошла в ритм, влилась в дружную компанию трудолюбивых ребят – Капюсин, Марк, Бланш, Эдуар и Нассим. Они вместе ходили в библиотеку, вместе тусовались, ну, и спали друг с дружкой – тоже все вместе. Это создавало связи. В августе она поедет вместе с ними в поход, в Севенны.

– У тебя свой парень-то есть в этой куче? – спросила Стеф.

– Не совсем. В любом случае, нам столько пахать приходится!

После этого настала очередь Стеф рассказывать о себе. Она была уклончива. А ведь они с Клем не виделись с лета, с самого окончания школы. Так что новостей накопилось много.