– Явился? – спросил равнодушно ротный.

– Явился. Готов… и всё такое. Жду приказаний, указаний. В разведку больше не пойду.

– Куда ты, на хрен, денешься? Ты у меня вот где! – ротный мне показывает кулак. – Будешь делать, что скажу. Ромашку мне тут устроил – буду – не буду! Иди. Там тебя твой зверёныш ждёт.

– Маугли?

– Как? Странное имя. Пусть Маугли. Припёрся – не выгонишь. Кормим, не звери же мы. Почему сюда пришёл?

– Наши старые позиции ему показывал. Язык до Киева доведёт.

– А-а! Иди, уж. Опять от тебя голова начала болеть. Какой язык? Молчит, зверёныш, как рыба об лёд. «Язык»! – передразнил он, махнув на меня рукой.

Куда идти? Вышел. Чуть не был сбит с ног. Маугли! Повис на мне, всхлипывает беззвучно. Его отмыли, подстригли, переодели в ушитую форму красноармейца. Самый маленький ватник, застёгиваемый на женскую сторону – ему чересчур велик. Самая маленькая шапка – не держится на голове, упала.

– Ну, ну же, – глажу его по голове, – что ты? Что ты?

Иду с ним на шее и на груди. Как рюкзак.

– Всё будет ништяк, Маугли! Я обещаю.

– Дед, ротный зовёт, – горячий громовой шёпот.

– И что мне теперь? Подземный ход рыть? – отвечаю. В голос. Чем тут же вызываю очередную очередь.

Вот я встрял! Возвращался я из «вылазки», увидел нашего раненого бойца, что «прилёг» посреди улицы, решил утащить тело, пока темно. Думал, случайно подстрелили парня. Но попал в мышеловку.

Теперь вот лежу за торчащим из земли бетонным лестничным пролётом. Пролетел когда-то по воздуху этот кусок железобетона, упал одним краем в противовоздушную щель, встал, накренившись, да так и стоит. А я под ним. Некуда было больше деваться.

У нас пат. Ни пулемётчик меня достать не может, ни я сбежать. Так и лежу уже два часа. Уже светло, вся рота надо мной – ржёт, глядя, как я вжимаюсь в перевёрнутые ступени. Но не лезет никто. Держит этот пулемётчик на своём контроле всю улицу. Пролез ночью – остановил всякое сообщение роты с тылом. Отрезал нас своим пулемётом. И меня – первого.

Изгаляется, гад! Вбил в уже давно мёртвого бойца ещё три пули. Что он его, расчленить хочет своим пулемётом? Изверг!

Они бы меня достали миномётом, но не бьют, видимо, нет миномёта. Или связи у него нет. А мы могли бы его достать танком. Нет его, танка. Танков-то полно. Но не по нашу душу.

Вот и сижу, выстрелы считаю. Как Кузя в «Универе».

Как я тут оказался? Так всё ротный. Я решил отказаться от своей бредовой идеи «тотального нагиба», но ротный заставил. На него давили из штаба дивизии. Да-да, штрафная рота подчинена непосредственно штадиву. Наравне с линейными полками и бригадами. Командование требовало давить на немцев. Давить и днём и ночью. Изматывать. «Чтобы земля у них под ногами горела». Но изматывались и сами «механизмы давления». И вот когда у ротного не осталось роты, когда личный состав был сведён в штрафной взвод, он и вспомнил про меня.

Роту уже два раза пополняли. Но при этом мы три раза ходили в атаки. Осталось столько, сколько осталось.

И вот я жгу у немцев землю под ногами. Уже больше недели живу ночной жизнью. Днём – отсыпаюсь, а ночью – на промысел. Просачиваюсь к немцам, навожу там ужас.

Я, так сказать, творчески подошёл к процессу. Не просто убиваю. А стараюсь делать из этого «мистику». Можно часового просто зарезать, а можно его же руки положить на его же нож. Типа сам. Можно просто застрелить, а можно как самострел. Можно просто подорвать землянку или подвал со спящими немцами, но можно и поизгаляться. Если дымоход у немцев прямой, то опускаю в печь к ним противотанковую гранату. Мне запомнился эффект, который я случайно открыл при штурме моста во время эпопеи с хроно-«зайцами». Взрыв печи. Это очень круто! Не всегда повально эффективно, но очень эффектно. Пусть боятся собственных печей. Или мерзнут.

Можно просто закинуть им гранату в их «лёжку», но от неё взрыв, сразу понятно – нападение. А можно парочку бутылок с огнесмесью. Нам поставляют отличные бутылки. Их даже поджигать не надо. Просто бросаешь – сама вспыхивает, когда расколется. Горит долго и очень жарко. Можно закинуть в огневую миномётчикам или пулемётчикам гранату, а можно украсть пулемёт. Или стянуть трубу миномёта, оставив плиту – тяжёлая. Или просто и тупо срезать прицелы. Не раз под ящики закладывал гранаты Ф-1. Поднимешь ящик – щелчок отлетающей скобы – последнее, что услышишь. Насколько действенно, не знаю. Разве услышишь взрыв одной лишь гранаты в грохочущем круглые сутки городе руин?

Зачем я это делаю? Из тех соображений, что того, что видишь и знаешь – не боишься. А вот чего не видишь, чего не знаешь – боишься. И ещё как! Что-то происходит у немцев, они это всем нутром ощутили. Что-то странное, оттого страшное. Их воображение само им нарисует, чего надо бояться. Да так, что Хичкок не справится. Я теперь не столько немцев убиваю, сколько убиваю их нервы. Пусть боятся! Пусть не спят. Пусть вздрагивают от каждого звука, боятся собственных печей, своих дверей, ящиков, своих же ходов сообщения – везде возможны мины и растяжки. Пусть боятся неведомых русских диверсантов, что призраками ходят по их позициям, минируют всё, проводят ритуальные жертвоприношения. Пусть думают, что каждый угол, каждый камень, каждая яма – стреляет, взрывается, пусть им всюду мерещатся чубатые казаки. Или какой у них там стереотип про нас? Бородатый мужик в ватнике и будёновке, в красных галифе?

Да, я шарюсь по позициям немцев, как у себя в кармане. Иногда с собой беру Маугли – если нужна экстра-скрытность. Или группу бойцов, как караван гужевых осликов. Но в основном сам. Теперь я со всех тел срезаю награды и знаки различия. Собираю документы и жетоны. Особист научил. Чем, говорит, докажешь? И не только это беру. Мародёрство – форева!

А вот тема с экспроприацией незаконно экспроприированного вообще всем пришлась по душе. Да-да, я ещё и мародёрничал в промышленных масштабах. Два раза проводил группу с мешками до немецких складиков. Резали охрану и уволакивали себе все их хомячьи запасы. Людей у нас нет, зато не голодаем. Немцы нам ещё и с неба подкидывают на парашютах «киндер-сюрпризы». Такой большой контейнер из толстого прессованного пиломатериала, похожего на ДВП. Там немного патронов, пара лент к пулемёту, десяток коробчатых магазинов к МР-40 и еда. Консервы и сублимированные порошки. Сухое молоко, порошковые яйца, мука, галеты, тушёнка, сосиски в банках, компоты ананасовые и персиковые. Настолько мы зажрались, что за кашей на кухню даже не ходили. Уже все ходили в шелках. Насколько кому хватило умения и терпения. Кто просто из парашютов наделал накидок, я вот заморочился полноценным масккостюмом. А парашютные стропы вообще чудо-материал. Как скотч или полторашка – миллион применений.

Последний раз нас пополнили позавчера. Двадцать семь человек прибыли искупить. Вчера атаковали приметный дом-пятиэтажку, стоявший как-то особняком, с четырёх сторон окружённый парком, когда-то обнесённым оградой, с дорожками, фонтанами, беседками. А после разрушения соседних зданий дом этот вдруг оказался стратегическим объектом. Контролирует большое пространство, оттуда немцы корректируют огонь. Потеряли мы убитыми и ранеными двадцать восемь человек. Отошли ни с чем восвояси.