руке и пультом от телевизора в другой. — Кто отчудил на сей раз? — спросил он присмиревшего Тайга.

— Джоуи! — По-прежнему цепляясь за щетку, Тайг умоляюще смотрел на отца. — Папа, помоги, пожалуйста!

— Тедди, твой сын арестован! — крикнул кто-то из полицейских. — Твой сын...

— Слышу, не глухой, — с пренебрежительным жестом перебил Линч-старший. — Давай в двух словах, в чем его обвиняют?

— Нанесение телесных повреждений, — слегка смутившись, ответил коп.

— Нанесение телесных? — Отец повернулся к Джоуи. — Ты кого-то отметелил, малой?

— Само собой, папуля, — огрызнулся Джоуи.

От него волнами исходило напряжение.

— Тогда забирайте на хрен этого говнюка, — распорядился Линч-старший. — Пусть суд с ним разбирается. Я не собираюсь отмазывать его, как в прошлый раз. Слышишь меня, засранец? И не смей звонить матери, чтобы она тебя вытащила. Растыкивайся сам.

Разинув рот, я наблюдала, как отец тащит упирающегося Тайга в дом и с грохотом захлопывает дверь.

Не только меня поразила реакция главы семейства. Полицейский, который вел Джоуи к машине, покачал головой и пробормотал что-то невнятное себе под нос.

— Постойте! — Опомнившись, я рванула им наперерез. — Вы не понимаете! Джоуи не виноват, не он начал драку.

— Не надрывайся, Моллой, — осадил меня Джоуи, безропотно направляясь к автомобилю. — Это роли не играет.

— Очень даже играет! — возразила я, беспомощно наблюдая, как его запихивают на заднее сиденье. — Джо...

Дверца захлопнулась, отсекая меня от Джоуи, который ни на секунду не сводил с меня полного решимости взгляда.

— Джо, — шептала я, прижимая ладонь к стеклу.

Он судорожно вздохнул и отвернулся; челюсти упрямо сжаты. Рядом с ним плюхнулся полицейский.

Двое его коллег устроились впереди, и автомобиль рванул с места, увозя Джоуи прочь.

По лицу вновь заструились слезы, но на сей раз не из-за подбитого глаза.

В бешенстве я обернулась к Полу, который вместе с братом шел к «тойоте».

— Доволен? Гордишься собой?

— Даже не смей мне предъявлять, — процедил Пол, тыча в меня пальцем. — Это все твоя вина. Ничего бы не случилось, ни крути ты шашни у меня за спиной.

Кипя от негодования, я догнала его и толкнула в грудь:

— Слушай сюда, олень. Да, я поступила по-свински и очень виновата перед тобой, но мой поступок меркнет по сравнению с тем, что ты тут устроил.

— Ты мне изменила! — завопил Пол, брызжа слюной.

— Мы просто целовались!

— Может, у вас и не было ничего физического, зато платонически ты сохла по нему годами.

— Пол...

— Он получил по заслугам. — Пол презрительно скривился и посмотрел на меня с нескрываемым отвращением. — И ты тоже, шлюха.

— Шлюха? — У меня вырвался мрачный смешок. — Слава богу, меня не угораздило лишиться с тобой девственности.

— Действительно! — взорвался Пол. — Ты ведь приберегала ее для Линча. Не давать своему официальному парню четыре года, а потом раздвинуть ноги перед сраным нариком!

— Пол, не позорься...

— Он трахнет тебя меньше чем через неделю, — яростно вращая глазами, выплюнул Пол. — А потом вышвырнет. Как Даниэлу и остальных. Наиграется и бросит, а когда это случится — а оно случится! — и ты приползешь обратно ко мне, даже не надейся, что я тебя прощу.

— Да я скорее уйду в монастырь, чем позволю тебе прикоснуться ко мне, утырок! — крикнула я ему вслед.

— Какая досада, — фыркнул Пол поверх плеча, уверенным шагом двигаясь к «тойоте» брата. — После Джоуи Линча тебя даже в монашки не возьмут.

Волевые девушки

и слабеющая воля 28 января 2004 года Джоуи

Изначально за драку с Майком Малони меня наказали недельным отстранением от занятий. Однако стоило директору пронюхать про мой арест, неделя переросла в месяц.

Получив очередное предупреждение от полиции и крупный нагоняй за драку с Полом Райсом, я был освобожден от уроков до середины февраля. В школу мне было велено возвращаться другим человеком или не возвращаться вовсе.

В задницу их всех.

Пусть подавятся своей школой.

Обратно меня совершенно не тянуло.

Все равно там одни мрази и лицемеры.

Я жалел лишь об одном — что не смогу защитить сестру в случае необходимости. А если учесть, что после моего отстранения Шаннон все чаще приходила домой в слезах, такая необходимость присутствовала.

После истерики Даниэлы я решил на время завязать член узелком. Не хватало, чтобы очередная левая телка выносила мне мозг.

Однако никакие обеты не мешали мне думать о Моллой.

Она прочно засела у меня в голове.

Впрочем, ничего нового.

Взгляд, которым она провожала патрульную машину, подействовал на меня как ушат холодной воды.

Она слишком заботилась обо мне, слишком переживала, и это меня убивало.

Тогда, у моего дома, Моллой увидела лишь малую часть того, что ей предстоит, если она свяжется со мной.

Отношения с мерзавцем вроде меня заведомо не могли привести ни к чему хорошему.

Только к катастрофе.

Проклиная себя за то, что преступил черту, которую зарекся не переступать, я твердо решил выбросить Моллой из головы. Однако получалось с трудом, особенно после нашего поцелуя.

Из радио на СТО лилась «Free Fallin» Тома Петти. Отогнав мрачные мысли, я вытер перепачканные машинным маслом руки о тряпицу, сунул в ящик с инструментами торцевой ключ, с помощью которого менял свечи зажигания в девяносто седьмом «гольфе», запер машину и, забросив ключи в бендежку, принялся подметать.

Уборку на меня повесили в качестве наказания за историю с копами. Наскоро наведя порядок, я погасил свет и через заднюю дверь выбрался наружу.

Пока я возился с замком, за спиной послышался знакомый голос:

— Так вот где ты прячешься.

Я замер, оцепенев, но быстро взял себя в руки:

— Я не прячусь, Моллой.

— Но и не звонишь. — В ее интонациях зазвучал неприкрытый сарказм — верный предвестник наших словесных баталий.

— Твоего отца тут нет.

— Знаю. — Обернувшись, я увидел, что Моллой стоит, привалившись к стене, руки сложены на груди. — Я пришла сюда не ради отца.

— А зачем?

— К тебе.

— С чего бы? — прикинулся я болваном.

Самое разумное сейчас — отвязаться от нее, но стоило Моллой очутиться рядом, как все мои благие намерения куда-то улетучивались.

В черных джинсах, белом пуховике, с серым шарфом, обмотанным вокруг