В общем, к вечеру, всего за один неполный день, этот город исчерпал весь запас интересных, с точки зрения культурного человека, мест. Оставались, бары, клубы, боулинги с саунами и рестораны. Фиаско. Полное. Идти водку пьянствовать я не желал, к девушкам не тянуло, Мохнатая Машенька ещё долго мерещиться будет, а чем заняться я не знал.

Мой вечер был таким пустым и унылым, что, в номере отеля, когда сон, наконец, сморил меня, я был почти что самый счастливый человек на Земле.

Утро провёл в номере отеля. Хотел было пойти в город, побродить, но не смог выбрать подходящей цели. Из всего, что не было связано с алкоголем или девушками, не осмотренными остались только предприятия города. Промышленный комплекс как-то не сильно тянул на культурно проведённый день. Можно было вернуться домой, но видение ухмыляющихся рож Андрея и Васи, сего сделать мне не позволили. Остался в отеле. Перед телевизором. И, кстати, не пожалел. В ящик пялился до позднего вечера, предпочитая выпуски новостей и информационные передачи о дне сегодняшнем, а так же о последнем десятилетии. День прошёл с пользой, я немало нового узнал о своём родном мире. В нём достаточно многое изменилось с тех пор, как я всерьёз смотрел новостные каналы. Мозг обрабатывал новые данные, готовясь выбросить сознанию несколько перспективных идей. А пока этого не случилось, я поглощал новые и новые данные. Стараясь осмысливать их, впрочем, ещё не шибко понимая, зачем это делаю. Собственно я годами не понимал, зачем это делаю. Но ответ, пожалуй, прост. Я не мог отказаться от знания своих полных возможностей, от них самих отказаться и вовсе не мог. Мне нужно было хоть как-то, но повлиять на мир, его настоящее и будущее. Тщеславие — ну, что же, это про меня, не буду даже спорить. Но с ним в комплекте иногда идут и другие пороки, которых я, слава богу, избежал.

Мир готовился к Великой стройке. На Марсе и орбитах ближайших небесных тел. Пока к этому ещё не приложили руку корпорации. В то время эти проекты жили только на деньги налогоплательщиков и многие авторитетные люди, по крайней мере, в телевизоре, сомневались в том, что проекты вообще выживут. Время показало, что не только выжили, но и спустя столетие стали театром свирепых войн. На дне океана, какой-то чудак миллиардер построил ферму. Поселил на ней десяток людей, во главе со своим родным сыном. В РФ чествовали нового президента — его имя я забыл через пару минут. Старый президент США, вернулся в политику и стал у них новым президентом. «Зелёное движение» выражало опасения по поводу новых атомных машин, причём делало это, почему-то, через акты вандализма по отношению к памятникам 20-ого века и акции протеста перед посольствами разных стран, две из которых когда-то даже были членами ООН. Собака Мурзик, научилась произносить аж три слова на человеческом языке! В южной Америке, кто-то кому-то дал в морду, на важных государственных дебатах. Скончался важный государственный деятель, вроде даже из РФ. Лига Наук, оказывается, перестала существовать два года назад. Когда-то 70 % всех научных новинок планеты были сосредоточены в их руках. А теперь Лига пришла к своему финалу. И непонятно (а может, просто я не понял объяснений телевизора), отчего она развалилась. В общем, в мире было весело.

Я оценивал всё это и намечал для себя точки, через которые можно давить, направляя мир в нужное русло. Если аккуратно, никто даже не заметит. А если впереди вечная молодость, можно не торопиться, делая всё так, что странности заметит лишь другой бессмертный. И только если будет их искать. Действуя разумно и аккуратно, много чего можно натворить.

Следующий день я посветил практике вождения в переполненных городских воздушных потоках. Мне понравилось, весело. Правда, пару раз едва не разбился — лихачей в воздухе было не чуть не меньше, чем когда-то на земле. А уж когда за ними кидалась дорожная полиция, в обще, жесть. Через обе линии потоков, напролом, что лихач, что фараоны — кошмар и ужас. Я теперь понимал, почему по телевизору сокрушались об участившихся ДТП с участием дорожной полиции. Что граждане, что полицейские, за несколько лет прошедшие со дня появления летающих машин, ещё не успели, как следует научиться летать.

Ближе к вечеру, мне надоели воздушные гонки, и я предпочёл поездить по асфальту, может, из-за какой-то скрытой ностальгии, не знаю. Там теперь было хорошо. Почти пустые дороги, на которых крайне редко увидишь реактивное авто, в основном попадались старые, бензиновые машинки, давно снятые с производства. Скоро им придёт каюк — я видел по телевизору выступление какого-то политикана. Толстый лысый, но судя по очкам очень умный. Он пытался протолкнуть новый закон, обязывающий к закрытию все заправочные станции, продающие бензин. Попутно толкал закон о принудительном списании бензиновых авто.

Я припарковался возле большого супермаркета, почти в центре и больше часа сидел, глядя в окно машины. Смотрел на прохожих, витрины, дома, курил. Что-то было в этом: сидеть и смотреть на мир просто людей, которые никогда не видели, как твой товарищ ползёт по траве, а за ним волочатся его ноги, сцепленные с культяшками лишь тоненькой ниточкой жил. Люди, у которых нет в подвале ключа к тысячам миров и тысячам возможностей. Люди, у которых очень простая размеренная жизнь. Люди, которых не ждёт дома брат-дебил, отпускающие идиотские шутки с человекоподобными макаками…, а ещё блин полковник, командир спец отряда…

В общем, я сидел, смотрел, думал. Иногда вспоминал о своей такой же вот простой жизни. Она у меня была, когда-то. В то время, когда я работал на Коня, она тоже была такой, но лишь внешне. После армии я перестал быть одним из всех. Солдат может вернуться к размеренной гражданской жизни, но воин — никогда. А если попытается, будет как и я, каждый день тосковать, вкушать от горького пирога печали. Однажды он устанет от этого и попытается забыть, почему его снедает печаль. У кого-то получится, он забудет. Только вот тоска никуда не исчезнет. Воин по-прежнему будет страдать, просто перестанет понимать почему. Должен признать, тому, кто сумел забыть причины своих душевных мук, совсем немного, но всё же легче чем тому, кто помнит себя прежнего, помнит, кем он был и что оставил за спиной, променяв это на обычную простую жизнь. Нет, работая у Коня, я уже не был одним из всех. Скорее раненным боевым псом на привязи. На бои не выпустишь, вся эта грызня и кровь вроде позади и кормят вкусно и повязки часто меняют, а он сидит в своей будке и чувствует, что могут ведь обратно и не вернуть. Так и оставят на цепи. А ведь он больше ничего не умеет, только сражаться. Поначалу он полон счастья, он всем доволен — больше нет боли, ничьи зубы не разорвут твоё покрытое шрамами тело, но…

С каждым днём цепь становится всё тяжелее. Раны давно зажили, а про тебя никто уже не помнит. Будка становится почти родной, она будто врастает в тебя. Крепкие как сталь мышцы становятся мягче, на боках появляется жирок и твой тёплый уютный уголок, превращается в тюрьму, из которой нет выхода. Ведь ты всё ещё помнишь, каким ты был. Свирепая сила в твоей крови, но время идёт, сила тает, свирепость вытесняется тоской. Легче, если ты не понимаешь, что именно происходит с тобой. Если не понимаешь, просто констатируешь факт. Смиряешься…

Я был просто ещё одним парнем из сотен и тысяч самых обыкновенных людей, до армии, до того как одел солдатские сапоги. Вот когда моя жизнь была простой и понятной. Дальше всё только усложнялось из-за груза пережитого, из-за воспоминаний. Они, словно спичка поднесённая к разлитому на полу маслу, зажгли этот огонь в моей душе. И чем больше было новых событий, новых происшествий, добавлявших всё новые порции масла, тем ярче горел огонь. Да, душа воина, это огонь, горящий непрерывно и жарко. Если не подливать в него масла, он начнёт затухать, оставляя после себя лишь обугленный пол и воспоминания о том яростном, прекрасном в своей силе, огне, что бушевал на нём совсем недавно.