на фоне возникшего дефицита в городе он занялся контрабандой. Скупал в Чифу несколько ящиков кокаина и скидывал в аптеку Токманова по тройной цене. И тот, накручивал еще тройную цену. И теперь в Артуре пузырек кокаина вместо довоенных пятидесяти копеек стал стоить почти четыре рубля. И таким образом лейтенант стал наркобарыгой, зарабатывая с одной вылазки до трех тысяч рублей. А я-то все поражался его честности. Имея столько денег на руках от своего начальства, он даже ни разу не попытался поиметь с них хоть малую часть. Я всегда считал его порядочным человеком, достойным звания Верховного правителя. А оказалось-то!

Хотя, если говорить начистоту, то, что он возил в крепость наркотики, не являлось криминалом. Это был чистый и легальный бизнес. Ну, разве что он пошлину с этого не платил, но это было такой мелочью… В общем, Колчак, для меня враз и навсегда утратил образ благородного человека. Обычный делец, ищущий возможности и не пренебрегающий ими. К тому же еще и потенциальный наркоман. Таких полно в мире.

Однако ж мы с лейтенантом проговорили почти до обеда. Его все-таки мучили последствия похмелья и он то и дело прикладывался к бутылке сельтерской, делая могучие глотки. А когда она опустела, то сходил вниз и купил еще парочку. А после, когда головная боль от похмелья вернулась, он отошел на пару минут в свой номер и вскоре вернулся, хорошо повеселев. С расширенными до невозможности зрачками и с красной, словно после жаркой бани, мордой. Плюхнулся на кресло и блаженно по нему растекся. Прикрыл глаза и, запрокинув голову, отдался эйфории. Я лишь вздохнул и осуждающе покачал головой. Впрочем, он этого не мог заметить.

Сидел он так минут пять, потом очнулся и выпрямился. Осмотрелся и неожиданно заявил:

— Что-то я проголодался. А вы, Василий Иванович? Не желаете ли спуститься в ресторацию?

— Нет, пожалуй, я еще какое-то время побуду здесь.

— Ну, как знаете, — легко согласился он, поднимаясь. — А я пойду, отобедаю. А после быстренько сбегаю к консулу, а потом дам эту злосчастную взятку здешнему дацуну. Деваться-то нам действительно некуда…

И он вышел из моего номера, весело насвистывая какую-то легкомысленную песенку и унося похмельное амбре. Я же остался с сильным чувством разочарования — лейтенант на поверку оказался далеко не идеальным.

Однако ж время близко подошло к полудню, а мои парни с задания так и не появились. Я сидел рядом с окном, поглядывая на улицу. Через час заметил их вдалеке. Шли нервной походкой, несли небольшой саквояжик. Петро придерживал щеку какой-то красной тряпкой. Когда подошли ближе, то понял, что тряпка красной стала от прикрытой раны. Когда-то белоснежный, накрахмаленный батистовый платок оказался густо пропитан бурой, свернувшейся кровью.

Они завалились ко мне в номер спустя пять минут. Мурзин бросил потертый саквояж на кресло, на котором недавно грел зад Колчак и грязно, по матери выругался:

— Да что бы, …, да я еще раз, …, да с местными мазуриками …?! Да никогда в жизни. Желтомордые, …, обезьяны! Хуже япошек, честное слово.

— Что случилось? — спросил я, рассматривая Петра. — Кто вас так? Те, кого вы наняли?

— Они, — оскалился Григорич и так яростно сжал кулаки, что даже мне стало не по себе.

— Отдавать не захотели? Да?

— Собачье отребье, — продолжил он ругаться, — знал я, что верить их слову нельзя, но не догадывался, что клятвы их и гроша ломаного не стоят.

Все было понятно и без слов. Разбойнички, поняв, что отняли у купца, захотели забрать себе все, а мои парни этим возмутились. То, что произошло, Мурзин и рассказал эмоционально. А пока он брызгал слюной, я вызвал в номер врача. Рана на щеке Петра хоть и не было глубокой, но требовала немедленно обработки.

— Значит, подловили они этого купчика после банка, зажали рот и утащили в подворотню. Мы все видели — лихо сделали. Тот даже пискнуть не успел и никто это не заметил. Там приставили ему нож под пузо, да дали кулаком под ребра и отобрали саквояж. А пока пытался отдышаться, сбежали. Мы рядом были как условились. Они к нам, мы им «молодцы» и деньги за работу суем. А один из них, тот что самый умный, возьми и загляни в саквояж. А потом как ахни и всё. Тут-то они и попытались нас обмануть. Он что-то своим сказал и они словно тараканы врассыпную. Петро схватил того, что был с чемоданом и к себе потянул. А другой его ножом махнул. Порезал, собака. Ну, я тут как всадил ему с левой, так тот и скопытился. Петро другому врезал и чемодан отобрал. Остальные на нас кинулись, у каждого тоже по ножу было, но мы героя из себя строить не стали — деру дали. Повезло, что когда из подворотни выбежали, сразу на людей нарвались. Те кровь у Петра увидели, шум подняли. Ну эти голубчики и побоялись лезть на рожон, — он криво усмехнулся. — Но пообещали нас потом прирезать.

— И как ты их понял? Они тебе сказали?

— А чего здесь можно не понять? — ответил он вопросом и показал жест, которым обещали их пришить — провел большим пальцем поперек выступающего кадыка.

Я вздохнул:

— Понятно. Вы теперь поодиночке не ходите здесь. Да и вообще на улице просто так не появляйтесь.

Раздосадовано подал голос Петро:

— Они про Юн знают. Как бы ей вред не причинили.

— Тащи ее сюда, обратно в Артур с собою увезем. Там теперь вполне безопасно.

Он кивнул:

— Сейчас же за ней пойду. Григорич, поможешь?

Похоже, это впервые когда неприязнь между мужиками прошла по-настоящему. Мурзин, не смотря на свою сексуальные влечения, стал своим. Петро никогда до этого момента его ни о чем не просил и прошлые претензии забылись.

И хоть Мурзин согласился проводить Петра до своей миниатюрной возлюбленной, я их сдержал:

— Подожди немного. Сейчас врач должен придти, морду тебе штопать будет. После этого и сходим. Я вам помогу.

— Стоит ли, Василь Иваныч? — попытался отговорить Григорич. — Вам-то чего на рожон лезть?

— Стоит, — твердо заявил я и демонстративно достал из подмышки тяжелый пистолет. — Со мною будет легче.

Доктор пришел минут через сорок. Полный и седой китаец, ни бельмеса не понимающей по-нашему, довольно-таки споро зашил щеку моему архару, получил свою плату и отбыл в хорошем расположении духа. Едва он вышел, как в номер завалилися Колчак. В обычном своем хмуром настроении. Глянул на моих парней исподлобья, удивился перебинтованной голове Петра.

— Чегой-то вы? Куда уже влезли?

Ему не ответили. Характер у будущего