И вот пока я разрывалась между Подгорском, где я жила у мамы три дня в неделю, когда преподавала, и мужниным военным городком, мой муж тоже развлекался как мог. Все-таки это закрытый городок и очень дружный — все спят со всеми. А мой Игорек — звезда гарнизона, он и танцами занимается, и спортсмен, и всегда такой обаятельный, динамичный. Помню, я приезжаю, а у них какой-то праздник связи, пикник, руководство закупило продукты, накрыло стол. И мы с мужем вышли на прогулку. А в это время все по городку гуляют — от почты до магазина, от магазина до забора. Городок превращается в такое лобное место. И мы с Игорем гуляем тем же маршрутом — от КП до КП. Я в сплине, потому что с теми, кто был в этом городке, не по-флиртуешь, они совсем не моего типа мужчины. А мой муж — в таком возбуждении, даже не сексуальном, а просто как собака на охоте — в стойке и с блестящими глазами. «С той я спал, с этой я спал, а та — жена моего начальника, мы с ней на работе занимались любовью, пока начальник был в бункере на дежурстве».

Правда, у нас с ним была концепция, что переспать с кем-то это не измена. Концептуально есть только одна измена — духовная. Вот если я живу с человеком, а терпеть его не могу и думаю о другом — это измена, и это у нас презиралось. А спать с другими мальчиками и девочками — это называлось не изменой, а приобретением нового опыта. Который не угрожает нашему браку, а укрепляет его, делает стабильным. И это даже физиологически доказывалось, потому что мужчины по природе своей полигамны и им, чтобы с женщиной переспать и получить удовольствие, вовсе не обязательно в нее влюбиться. Он может от меня пойти к какой-нибудь корове стопудовой, и ему будет с ней хорошо. А мне после моего мужа мало кто мог понравиться в постели. Потому что женщине нужно некоторое время, ей нужно привыкнуть к мужчине, влюбиться. Но тогда я еще не была так образованна, тогда все иначе объяснялось: мой муж лучше всех! И когда я в очередной раз прибегала с работы и говорила: «Игорь, я влюбилась в потрясающего человека, 42 года, чемпион чего-то! Я, как честный человек, не могу от тебя скрывать и ухожу от тебя. Это у меня духовное, я его люблю!» — мой Игорь говорил: «Детка, хорошо, иди. Если через две недели ты будешь его так же сильно любить, я дам тебе развод и заберешь из квартиры все, что хочешь!» «Нет, — говорю, — он богатый, я к нему просто так ухожу, с одним чемоданом». А через четыре дня я понимала, что в постели этот чемпион не тянет даже на третий разряд и вообще он отнюдь не такой, каким я его себе придумала. Я начинала разочаровываться, а на седьмой день приходила, плача, к мужу и говорила: «Игорек, ты прав, он такая сволочь! Ты лучше!» А он: «Я же тебе говорил!»

И так мы жили какое-то время, а потом он начал перегибать палку. Или мне так казалось, потому что мне тогда нечем было особо похвастать. И поэтому я так заводилась, что даже тогда, когда он и не думал о развлечениях с другими женщинами, я сама таскала к нам в постель своих подруг. Чтобы он при мне убедился, что лучше меня никого нет и быть не может!

Однако со временем меня стал захватывать дух военного городка. Кто что подумает, что скажут. Блядство там было повальное, но оно было прикрыто, и внешне все было чистенько, мы считались городком образцового армейского быта. А у меня начались срывы — хотя я сама инициировала очередной свальный секс, я же после этого устраивала мужу какие-то скандалы, разборки. А почему? Я хотела, чтобы в ответ на мой скандал и слезы муж залепил мне рот поцелуем и чтобы у нас был безумный секс, дикий и бесконечный. Но постепенно такие финалы, мною очень любимые, стали все реже, а мои бесполезные скандалы — все чаще. А апогеем моего поражения стала, конечно, история с Таней, с которой я познакомилась, когда ей было 14 лет.

Мой муж, как я уже сказала, человек спортивный, он всегда был на всяких соревнованиях. По футболу, волейболу, бегу, легкой атлетике. А Таня была подростком неглупым, ее тянуло к старшим и спортивным мальчикам, как и меня в ее возрасте. И вот она стала все чаще возникать возле меня на скамейках стадиона, как такая девочка-фанатка, кричащая и пищащая, болеющая за городковских спортсменов.

Я не принимала ее всерьез и не понимала, что Игорь в ней находит. Она была в теле, выглядела лет на двадцать, лицо такое деревенское и вообще, на мой взгляд, просто глупа. А Игорь заявлял, что ей всего 14 лет и я в ее возрасте была, может быть, еще глупее. А я говорила, что если уж влюбляться, то не в эту толстозадую Таню, а в ее сестру. Сестра у нее была совершенно другая — тонкая и изящная. Как в одной семье могли появиться такая плебейка, как Таня, и такая аристократка, как Катя, — это необъяснимо. Я хвалила Катю и очень небрежно говорила о Тане. И это была моя роковая ошибка. Потому что раньше, когда я видела, что Игорь кем-то увлечен, я поступала мудрее. Сначала ты находишь приятное в женщине, которой очарован твой муж, и ты говоришь: да, она замечательна, она прелесть, она умница. Он расслабляется, он видит, что ты на его стороне, — раз ты разделяешь его восторги, значит, ты объективна. И тогда ты как бы между прочим говоришь: правда, она слегка косолапа. И сухозада. И постепенно находишь недостатки, которые его расхолаживают, это действует безотказно!

А тут я как-то сразу и очень безапелляционно заявила, что эта Таня ужасна. И у нас произошел первый спор, Игорь сказал: «Нет, я не согласен, ты к ней слишком строга». А она себя очень странно вела — когда мы ехали в автобусе, она на глазах у Игоря целовалась с какими-то мужчинами, ее лапали, ей это было приятно. Интуитивно она действовала правильно, она моего мужа заводила на ревность. Но я все еще не чувствовала в ней опасности, конкуренции. Просто легкое раздражение. Хотя наверняка понимала, что какие-то отношения с этой девочкой у Игоря рано или поздно появятся. Потому что у него есть мания обученчества. Кто-то ему сказал, что он потрясающий любовник, может быть, даже я по глупости, и он решил, что должен распространять свой опыт, а не зарывать талант в нашей постели.

А тут эта Таня. Помню, Игорь в КВН участвовал, он был капитаном армейской команды нашего городка, а я, как жена, была вхожа в гримерные. И я иногда туда заходила, чтобы не быть в полном отрыве от его интересов. И вот я вхожу в гримерную, а там эта Танечка сидит у моего мужа на коленках и гримирует его. А он, как снежная баба, тает. Конечно, когда я входила, он вскакивал, стряхивал ее с колен, целовался со мной и обнимался — ему было престижно, что я пришла. Потому что его команда выиграла у каких-то других военных из соседней области и мы шли на банкет с начальством. А мы с ним вдвоем смотрелись просто картинкой. И там эти полупьяные генералы и полковники хлопали его по плечу и сальными шуточками намекали, что с такой женой он запросто станет генералом. И хотя он понимал все их подтексты, ему это безумно нравилось. Он был амбициозен. Стоило мне от него отойти в свободное плавание и с кем-то заговорить, он сразу подходил ко мне и говорил: да, это моя жена. И конечно, многие мужчины, которые проявляли ко мне интерес, тут же исчезали. Такая была несладкая жизнь.

А Танечка стала к нам домой приходить. Она ничем не занималась. Она садилась в кресло и часами молча сидела. Я говорила мужу: что ты в ней находишь, она же глупая, чувства свои не выражает, девственница, толстая, некрасивая. А поскольку, ругая ее, я сильно перегибала палку, то он ее защищал. И чем больше я ругала, тем больше он защищал. И чем сильней я отваживала ее, тем больше ему хотелось с ней встречаться. И так продолжалось до тех пор, пока я не уехала в Москву, в аспирантуру, а дома стала бывать наездами, и наши отношения с Игорем пошли враздрызг. Но я все хотела их улучшить и приехала, помнится, зимой — мириться. И вдруг поняла, что мне стало трудно с ним общаться, потому что моя московская жизнь и его армейская настолько различны, что это сделало нас разными людьми. Эта его вечно секретная работа, ночные дежурства, КВН, спортивные секции. Я сидела одна в комнате, скучала, а эта Таня приходила ко мне постоянно. Дожидалась Игоря. Мы с ним не могли остаться наедине — разве что ночью. Потому что она была каждый день. И я не имела права быть с ней грубой, потому что в Москве у меня уже были грехи, я там уже купалась в любви и нежности, а Игорь, как мне казалось, всем обделенный, жил в этой глухомани, в провинции, в этой ситуации армейско-городковской. И я решила: ладно, пускай будет Таня, чем он будет несчастным и одиноким. Я приказала себе терпеть эту Таню. Она это сразу ухватила, почувствовала интуитивно. И возникала даже смешная ситуация: когда Игорь приходил с работы, Таня выбирала такое место, чтобы быть как можно ближе к нему и подальше от меня. Она на пол садилась около него, причем не важно, где он сел — у телевизора или возле меня на диване. И это уже невозможно было как-то исправить или остановить, это стало системой. Потом свои фотографии стала ему дарить. А он еще несерьезно к ней относился. Девочка и девочка. Но я во время наших семейных перепалок стала его попрекать: «Ах так?! Уходи к своей Танечке! Пойди, воспитай ее, сделай из нее такую женщину, какую ты хочешь, и живи с ней!» Практически я сама подвела его к мысли, что Таня, может быть, лучше. И однажды он сказал: ладно, пойду. А они в то время даже не целовались. То есть я сама разбивала собственную семью. Причем понимая это, все-таки не глупый же я человек.