И вот на нервной почве я тогда заболела, некоторое время даже двигаться не могла. И возникла такая картина: у нас большая комната, я лежу на диване, в куче какого-то белья, уже несвежего, потому что лежу несколько дней не вставая. Игорь прибегает, в квартире бардак, он меня кормит и ухаживает за мной как может, сопрягая все это со своей работой и службой. И тут Таня — свеженькая, с морозца. И у них разговоры какие-то свои, а я лежу, я раздавлена, я плачу и говорю, что да, я старая, мне 24 года, я вся больная, мне встать невозможно. А я и правда не могла даже в туалет подняться. Извините за интимную подробность: я просто слегка спускалась с постели как могла, Игорь подавал мне судно, а потом за мной убирал.

Я вижу, что уже не являюсь для него никаким сексуальным объектом. А эта юная девочка, независимо от того, какая она, — да, она его привлекает. И как-то однажды я проснулась и сказала: все, я больше не выдерживаю наших отношений, либо Таня, либо я! Он сказал: детка, мне условий ставить нельзя. Я говорю: «Ладно, я уеду!» И я уехала к маме, у нее болела. А он в то время первый раз поцеловался с Таней, поскольку она сказала, что я несправедливо к нему отношусь, что он потрясающий, великолепный мужчина, умный, талантливый, а я не ценю и не поддерживаю его. А она готова идти за ним след в след. Такая вот пошлая ситуация, которую мне Игорек потом сам рассказывал. Но тогда это ему было на руку. Он избавился от сварливой, болезненной, капризной, сволочной и некрасивой жены и приобрел 15-летнюю девочку, которая заглядывает ему в рот, слушает каждое его слово.

А я уехала ни с чем, и так это продолжалось: я приезжала, Таня была. И если раньше он обо всех своих женщинах рассказывал сразу, то о Тане — нет. Хотя она продолжала к нему приходить и было понятно, что она в него безумно влюблена. Она и не скрывала этого, даже ко мне обращалась за помощью: «Алена, как понравиться вашему мужу? Какой нужно быть?» Я говорю: покрась волосы в синий цвет, потолстей еще на десять килограммов. Как-то так иронизировала. А однажды сказала, что он любит подтяжки и джинсы. Так Таня просто спала в этих подтяжках, она их не снимала. Вот такая любовь к моему мужу — совершенно открытая.

Короче, это зашло очень далеко, мне это было больно. Когда я приехала в очередной раз, Игорь, уже не скрываясь, рассказывал о развитии их отношений. Что они целуются, что он является ее духовным учителем и что они занимаются любовью — правда, только анально, потому что она боится лишиться девственности. Ох ты! Мне это показалось интересно, поскольку я-то этого не могла. У нас с Игорем, может и было пару проб в этой области, но мне было не то что больно, но неприятно. То есть это можно было развивать, но мы тогда разъехались, и это начинание закончилось ничем. А тут оказывается, нашлась какая-то пятнадцатилетняя стерва, у которой он это развил и которая меня превзошла! Я стала злиться на него, я снова почувствовала свою неполноценность, ненужность, некрасивость. Страдала страшно. А Игорь это видел и, когда эта девочка снова пришла, предложил заниматься любовью втроем. Я сказала: «Нет уж, увольте! Все что хочешь, только не это». И тогда он сказал: «Ты же говоришь, что счастлива со своим новым любовником в Москве, так помоги и мне быть счастливым здесь!» «Хорошо, — говорю. — Что нужно сделать для этого?» И он мне объяснил. Поскольку Таня постоянно ошивалась у Игоря, ее мама стала подозревать, что тут не все чисто и невинно. И значит, мне нужно пойти к ее родителям и снять у них эти ощущения беспокойства. Показать: мол, я умна, красива, вне конкуренции, люблю своего мужа и он меня любит. И повода беспокоиться нет. Это была первая цель. А вторая — подружиться с ее мамой так, чтобы она позволяла Тане у нас ночевать.

И, черт меня побери, я это сделала! Зачем — не знаю. Наверно, потому что Игорь был прав: я была очень счастлива в Москве, а нельзя сидеть одним местом на двух постелях. Тем паче если одна постель в Москве, а вторая в Подгорске!

И вот пока я — через свою боль — дружила с ее мамой, в это же время мы с Таней подолгу разговаривали о сексе. Она без стеснения спрашивала меня, как и что мы делаем. Как нужно, как он любит, как он не любит. Что он делает после секса и так далее. И рассказывала, что она делает с моим мужем. Как они целуются, как они занимаются стоя. Как он фотографирует ее обнаженной. Я погрязла в этих подробностях. И наступило время, когда им нужно было иметь как бы первую брачную ночь, он должен был сделать из нее женщину. А для этого следовало поехать в город и купить ей потрясающее нижнее белье. И мы его купили! Все эти подтяжки, чулочки, трусики — все очень красивое, хотя я такое не ношу. Оно для меня неудобно. И вообще у меня свое отношение к белью. Оно мне нравится, когда оно функционально, а если оно скользкое или режет, я уже не чувствую своей эротичности. Но там была другая цель, там нужно было, чтобы это было красиво. И моему мужу не с кем было посоветоваться, кроме меня. И я поехала с ним покупать ей белье для их «брачной» ночи! Это было мое первое унижение.

А второе: нужно было устроить так, чтобы Таня переночевала в нашей квартире. И я пошла к ее маме, сказала, что нам дали интересную кассету на один день и я бы хотела, чтобы Таня ее посмотрела. У нас есть два дивана, ей будет удобно спать, и нас она не стеснит. И мама поняла, что я буду дома, и согласилась. То есть я сама обеспечила мужу возможность трахнуть эту целку. Это было мое второе унижение.

А третье: я сама убирала для них квартиру. Это было похоже на похороны. Когда из дома выносят покойника, нужно помыть полы водой из родника, чтобы он не вернулся. И подальше от дома вылить. Я то же .самое делала. Я мыла за собой. И я поняла, что сейчас я вымою квартиру и не войду сюда больше никогда. По крайней мере — той женщиной, которой я была здесь до этого дня. Этот ремонт, эти шторы, купленные мною, — там все было устроено мною. Пусть это всего лишь комната в коммунальной квартире, но это было моим домом, моим гнездом, которое я делала для себя, и там было все так, как я хотела и как мне было удобно, там все было вымерено по сантиметру. И именно здесь должно было все это произойти! Он попрал все принципы, он сказал: «Знаешь, дорогая, мне негде с ней встречаться, только в нашей квартире, я ж не буду на улице». Он был прав, но мне это было больно.

Потом мы вместе готовили ужин. Это было похоже на мое самоубийство. Или подготовку к концу света: когда все доделается, нужно умереть. Причем мы с Игорем не ругались, мы, наоборот, обсуждали, что она любит и что ей приготовить, чтобы было вкуснее. Мы нашли те вещи, которые она дарила ему ко дню рождения. И если я всегда их убирала с глаз долой — какие-то пупсики, зайцы — то теперь я специально все поставила на столе, на шкафчиках, на тумбочках, чтобы она понимала, что она у себя дома. Я, конечно, думала, что это такая игра, и ждала, что на каком-то этапе мне скажут: «Да хватит тебе! Не нужна мне эта Таня! Останься со мной! Я тебя люблю, и вообще зачем мне все это!» Я этого так ждала! Но этого не произошло. Я решила: ладно, но, может быть, Таня откажется от всего этого? Ничего подобного! Она прибежала счастливая, розовощекая. Сказала: «Спасибо, так чисто!» И тогда я села в кресло, и вот мы сидим. И чем ближе вечер, тем труднее мне уйти. Зачем мне все это? Зачем я все это затеяла? Сама, своими руками! И я захотела остаться. Я сидела и ловила момент, когда Игорь хоть на миг переключится на меня — о, я с ним заговорю! Я завоюю его внимание, любовь, тело! Мы вышвырнем эту девочку и будем вдвоем в этой чистой квартире, с этим потрясающим ужином.