Взлетели радостные, беспорядочные и не совсем трезвые крики. Берк сделала глубокий вдох, расправила плечи и пошла по коридору. Кочевник глянул в лицо Ариэль, она посмотрела в ответ. Они выходили сразу за коротким выступлением «Cannibal Cult», лидер которых — азиатка Китти Джонс — на пределе темпа, почти срывая голос, вопила в микрофон песни, похожие на смесь корейских выкриков с английскими ругательствами, — по крайней мере так показалось Кочевнику. Публика отвечала ей низким уханьем и таким шумом, который мог бы согнуть металл. В ответ на эту реакцию она на середине пятой песни бросила микрофон на сцену и рванула прочь, скаля белые зубы на напудренном белом лице.

Рабочие сцены выбежали убирать беспорядок и готовить сцену для «The Five». Пока группа готовилась, рабочие быстро вынесли ударные «Cannibal Cult» и внесли ударные «The Five», поставили клавиши, все подключили, проверили звук и мониторы сцены и вообще переход между группами сделали максимально быстрым и незаметным.

Ожидая, пока они закончат, Кочевник вспоминал, что случилось в приемном трейлере сразу после разговора с Тором. Он тогда вошел в кондиционированную прохладу, миновал столы с сандвичами, картошкой, фруктами, батончиками, газировкой и прочей снедью. Здесь можно было выбрать сандвич с курятиной, залитый плавленым американским сыром, индейку с плавленым сыром проволоне, ветчину с плавленым швейцарским сыром и какие-то еще блинчики с сырным кошмаром. Выставлены были и пиццы, все покрытые его любимым веществом, закупоривающим горло. Но когда он дошел до стола регистрации, где выдавали пропуск на сцену, очень симпатичная немолодая дама посмотрела на зеленую птичку рядом с его именем и сказала:

— Я вижу, у вас написан особый ленч. Аллергия на молочное?

— Ну да.

— У меня отложена для вас пара сандвичей без сыра.

— А… о’кей. Вообще-то здорово. А… откуда вы знаете?

Ваш менеджер сказал.

Кочевник вспомнил, что еще в больнице говорил Труитту Аллену: «У меня аллергия на сыр».

А кстати, где Аллен? С той минуты, как отперли трейлер и стали выносить оборудование, его не было видно. А ведь уже час прошел. Он даже на сцену их не проводил.

Ни хрена себе менеджер!

Перекрывая гудение публики, Берк начала ударное вступление в «Бедлам о-го-го». Это был удар малого барабана, вспышка том-томов и яркое шипение тарелок. Потом на басу она стала выбивать ритм, почти вдвое быстрее, чем было в исходной песне с их первого диска.

Настало время действовать. Кочевник кивнул Ариэль, и она пошла вперед. Хлопнул по плечу Терри — и тот шагнул на сцену, и прямо за ними вышел Кочевник.

Свет пылал белым. В лица дул сухой ветер. Над головой вертелся и хлопал здоровенный черный навес.

Публика снова заревела и подалась вперед на сетку-изгородь, установленную в двадцати футах от сцены. Охранники в форме махали руками, отгоняя зрителей назад, а между изгородью и сценой щелкали фотоаппаратами репортеры и наводили телекамеры операторы.

«Группа, которая не умирает», — подумал Кочевник, проходя по сцене к своему месту и беря со стойки свой «Стратокастер».

Черт, это ему даже нравилось.

Терри занял место за «Хаммондом», поставив «Роланда» слева, а стойку эффектов справа. Фузз и дисторшн он вывел на максимум. Ариэль на другой стороне сцены стояла перед микрофоном со своим «Темпестом». Подстроила инструмент. Не глядя на публику, взяла первые аккорды песни — си-бемоль, ре-бемоль, соль… и Кочевник включился, повторяя их и добавляя к конструкции фа. Тут вступил Терри, выдав пронзающий уши удар нот, а тогда Кочевник приблизил рот к микрофону и полузапел, полузаорал слова. Берк тем временем запустила барабаны в лихорадочном дерганом ритме диско.

Терри запустил между двумя куплетами инструментальный проигрыш — демоническое бугалу, и Кочевник оглядел публику. Перед ним лежал овальный естественный амфитеатр размером с два футбольных поля. В центре его стояла диспетчерская вышка, наверху — застекленная кабина и щетина многоцветных рефлекторов, прожекторов, стробоскопов и прочих приборов для световых эффектов. В глубине и слева расположились турникеты входа, а за ними на центральном пролете татуировщики со всего Юго-Запада и Калифорнии показывали образцы своего искусства.

Этот бизнес здесь процветал. Кочевнику были видны синие, красные и лиловые языки пламени на бритых головах. Лица, превращенные в графику Эшера. Каллиграфия сотен оттенков на плечах, грудях и животах, и у каждого своя Книга Жизни. Там вертится кто-то, чей естественный цвет кожи давно исчез под синими чернилами и черными лозунгами, здесь крутится без остановки женщина топлесс с красными косичками и затейливым узором, изображающим дракона, вцепившегося ей в спину, — его лапы спускаются по ее плечам, когти обхватывают соски. Змеи цветов техниколора обвивают шеи, руки, бедра и икры. Из пупков распускаются цветы, на лбах короны из лучистых звезд и пентаграмм. На блестящих от пота мышцах мелькают лица Мэрилин Монро, Чарли Чаплина, Элиса Купера и Гитлера. А вон там в толпе и там… и еще вон там среди этого вихря движения стоят неподвижные фигуры и всматриваются в исполнителей глазами, которые уже не назовешь земными. Это создания иных миров, странной и пугающей красоты человеческой материи, перерисованной безумными иглами. Вот лицо из слоистой чешуи, похожей на серую шкуру пустынной ящерицы, вон лицо из десятка перекрывающихся других лиц, как гротескный пазл, составленный из людей, а вот вообще уже нет лица, а только пара глаз, ноздри и рот, висящие на потрескавшемся пергаменте цвета кровоподтека. Документ ярости, подумал Кочевник.

И чуть не упустил нить. Ритм диско превратился почти в скользящий рэп, отзывался эхом, будто сами горы обрели голос:

Эта песня стала их первым роликом. На нем «The Five» шла «соул трейном» в процессии демонов и ангелов. Студент компьютерной графики из Техасского университета подставил цифровую запись Джеймса Брауна, идущего в танце, а за ним, среди прочих, следовали Джордж У. Буш, Билл Гейтс, Саддам Хусейн, мать Тереза, Опра Уинфри, черно-белый оскаленный Сатана из старого фильма «Дантов ад», Годзилла и горбатый мистер Хайд Джона Бэрримора из немого фильма. Ролик провисел на YouTube два дня, пока его не грохнули — с большим шумом.