Холмс заговорил первым:

– Мистер Филипс, меня зовут Шерлок Холмс, а это мой помощник, доктор Уотсон. Мы прибыли сюда, чтобы помочь вам.

– Нет! – вдруг завопил молодой человек с неожиданной яростью. Он весь содрогнулся от этого крика, а его глаза чуть не вылезли из орбит. – Нет! Прочь! Вы меня отвлекаете! Я занят! У меня важное дело! – С этими словами он предпринял неуклюжую попытку закрыть дверь, но Холмс ему помешал. Схватившись за ручку, он потянул ее на себя, распахнул дверь настежь и шагнул через порог, заставив Филипса сделать шаг назад.

– Либо вы нас немедленно пускаете внутрь и мы протягиваем вам руку помощи, – ледяным тоном произнес Холмс, – либо мы ставим полицию в известность о том, что вы укрываете здесь краденое и проводите чудовищные, противные христианскому духу ритуалы над мертвыми.

Разинув рот, Филипс попятился во тьму прихожей.

– О Боже, – простонал он, дико вращая глазами.

Секретарь начал слепо шарить рукой, будто бы в поисках опоры. Не сумев ее отыскать, он потерял равновесие и грохнулся на пол в обмороке. Подсвечник, выскользнув у него из руки, укатился куда-то во мрак.

Я бросился к нему и, встав подле молодого человека на колени, проверил у него пульс. Сердцебиение было неровным и слабым.

– Он едва жив, – сказал я Холмсу, когда тот склонился над телом.

– Что с ним? Истощение? Или вы заметили некие иные симптомы? – спросил мой друг.

Опустившись на колени, он обхватил голову секретаря ладонями и большими пальцами оттянул ему дряблые веки. Мы увидели лишь перевитые артериями белки закатившихся глаз.

С помощью Холмса я снял с Филипса пиджак и осмотрел руки юноши: нет ли следов инъекций. Быть может, истощение вызвано приемом наркотиков? Нет, кожа была чистой.

– Это истощение, но особого рода, – наконец заключил я. – Весьма вероятно, что его усилило нервное напряжение. Черты лица и поведение наводят меня на мысль, что Филипс – человек слабый, как физически, так и духовно. Если мы сможем перенести его в тепло и дадим что-нибудь бодрящее, например бренди, он непременно придет в себя.

К моему изумлению, Холмс, поднявшись, отрицательно покачал головой:

– Нет, лучше оставим его здесь. Давайте воспользуемся великолепной возможностью без помех осмотреть дом, покуда она у нас еще есть.

Это было весьма типично для Холмса – ставить интересы расследования выше здоровья больного человека, и я постоянно осуждал его за подобную бесчувственность. Однако сейчас я не мог не признать, что мой друг прав. Жизни Филипса ничего не угрожало, а его обморок, вызванный истощением, действительно давал нам прекрасный шанс спокойно исследовать дом. В дальнем углу прихожей я увидел откидное кресло, залитое светом, проникавшим сквозь распахнутую дверь. Я предложил Холмсу уложить на него Филипса, чтобы, по крайней мере, не оставлять бедолагу распростертым на полу, и получил согласие.

Справившись с этим, мой друг подобрал с пола подсвечник и снова зажег свечу.

– Насколько я могу судить, ни газа, ни электричества на острове нет. Что ж, выбирать не приходится. Единственным источником света для нас будет эта жалкая восковая свечка. Ну, за дело! Займемся осмотром дома.

Мы двинулись по залам и коридорам, в которых, несмотря на ярко сиявшее снаружи солнце, царила кромешная тьма. По дороге мне удалось обнаружить еще один подсвечник. Местами солнечные лучи проникали сквозь витражи, но цветное стекло значительно приглушало их яркость, поэтому они пасовали перед тьмой. Казалось, что дом наслаждается мраком, царившим внутри его покоев.

Выяснилось, что все жилые комнаты располагаются на первом этаже. Лестница, на которую мы обратили внимание, вела к галерее, опоясывающей купол. Мы миновали простенькую кухню, столовую, гостиную и три спальни. Все они имели спартанский вид и не представляли никакого интереса. Наконец мы попали в небольшую залу, без сомнения служившую кабинетом сэру Джорджу. Она была битком набита разными египетскими древностями, в число которых входил еще один поблескивавший золотом саркофаг, стоявший у дальней стены. Именно он и привлек внимание Холмса, который осмотрел его самым придирчивым образом.

– Думаете, внутри тело Фавершема? – спросил я.

– Не знаю, Уотсон. Впрочем, вам будет интересно узнать, что я датирую этот саркофаг началом викторианской эпохи.

– Что?!

– Это грубая копия, наподобие тех, что иногда экспонируют в музеях, рассчитывая на неосведомленность доверчивых профанов. Подержите-ка подсвечник.

Вручив мне его, Холмс без особого труда откинул двумя руками крышку саркофага.

– Видите, как удобно, – сухо улыбнулся он. – Крышка на петлях. Современное изобретение. Куда как практичнее, чем в подлинных древнеегипетских саркофагах.

Увиденное под крышкой меня ошарашило: у саркофага не было дна. Я понял, что крышка, по сути, являлась дверью, за которой, как выяснилось, стоило поднести поближе подсвечник, начиналась лестница, уходившая вниз.

– Потайной ход в подвал! – воскликнул я.

– Не совсем, Уотсон. Слово «подвал» слишком прозаично и не подходит для описания того, что на самом деле скрывается внизу. А там – нисколько в этом не сомневаюсь – находится потайная усыпальница Фавершема.

Слова Холмса заставили меня содрогнуться.

– Идемте проверим, насколько верно мое предположение.

Забрав у меня подсвечник, Шерлок Холмс начал спускаться по узкой каменной лестнице, которая, как быстро выяснилось, была спиральной. Ее озарял неверный свет горящих масляных лампад, вделанных через равные промежутки в стену на высоте плеча. По привычке, передавшейся мне от Холмса, я считал ступеньки. Их оказалось двадцать восемь. Чем глубже мы спускались под землю, тем сильнее во мне крепло ощущение, что из мира разума и здравомыслия мы вступаем в иной, языческий мир, где правит безумие и подстерегают страшные опасности.

Добравшись до подножия лестницы, мы очутились в помещении с низкими потолками, которое освещалось колеблющимся дымным пламенем четырех жаровен, отбрасывавшим на стены пляшущие тени. Как Холмс и предполагал, помещение это представляло собой копию древнеегипетской гробницы. Стены были украшены яркими росписями, картинами и вышитыми драпировками, причем все это было выдержано в стиле сгинувшей тысячелетия назад древней цивилизации долины Нила. В дальнем конце усыпальницы мы заметили маленький алтарь, на котором стояли глиняные плошки с разноцветными жидкостями и небольшой золотой ларец. За алтарем, закрывая всю дальнюю стену, висел гобелен. На голубом фоне проступали желтые фигуры, среди которых особенно выделялась птица с человеческой головой, склонившаяся над мумией.

– Сэр Джордж Фавершем всю свою жизнь посвятил изучению древнеегипетской культуры, которой, несомненно, восхищался. Вот и покинуть наш бренный мир он решил так, как это делали в Древнем Египте, – спокойно заметил Холмс, – Обратите внимание на персонажей росписей. Согласно древнеегипетским верованиям, именно они играют решающую роль во время перехода от жизни к смерти. Вон Анубис, бог с головой шакала, вон Осирис, повелитель мертвых, а там наш старый знакомый с головой ибиса, писец богов Тот.