Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Друзей выбирают, — сказал Мешулам, — шуринов получают без выбора. А, сейчас я вспомнил. Я видел тебя на свадьбе Иреле и твоей сестры. Правда, тогда ты еще не был такой святоша, как сейчас, постнее Папы Римского, тогда ты приехал из Америки с двумя расфуфыренными цацами с каждой стороны и в туфлях из змеиной кожи.
— Сколько ты уплатил за этот дом? — повернулся Иммануэль ко мне.
— Сколько нужно было.
— Откуда ты взял эти сколько нужно было?
— Давай я тебе объясню, откуда у него деньги, — сказал Мешулам. — Так просто объясню, что даже ты поймешь. Этот приятель купил себе на рынке рыбу на шабат и нашел у нее внутри жемчужину.
Я проводил Иммануэля к такси. Перед тем как сесть в машину, он предупредил меня:
— Учти, что этот твой дом не окупит вложенные деньги.
— Это не вложение, — сказал я. — Это подарок.
— От кого?
— От меня.
— А эта рыба была Илья-пророк! — крикнул ему вслед Мешулам. — Купи себе тоже что-нибудь такое. Это полезно для здоровья — получать подарки от самого себя.
И были такие, которые приходили посмотреть на чудо как таковое. На покупателя. На меня. На человека, который в такое трудное время уплатил, не торгуясь, всю сумму одним платежом и приобрел развалину, которую можно было купить куда дешевле. Эти, надо думать, в душе презирали меня, но смотрели на меня изучающим и запоминающим взглядом, чтобы впредь опознать мне подобных и не пропустить случай.
Не надейтесь найти других таких покупателей, говорил я им про себя. Вам не сыскать другого такого человека, которому мать выбрала профессию, и напророчила жену, и при жизни завещала деньги, чтобы он мог купить себе собственное место: возьми, Яир, из теплой руки своей теплой рукой.[62]Дом, который окутает тебя, успокоит и напоит. Чтобы вы построили и исцелили друг друга, поменяли друг другу крышу и пол, поставили стены, распахнули окна и двери, почувствовали друг к другу благодарность.
2
В середине дня, без предупреждения, появился еще один гость: Биньямин. Припарковался за пикапом рабочих и крикнул:
— Яир!
Я вышел к нему навстречу.
— Это тот дом, о котором все говорят? — спросил он.
— Да.
— Кто тебе его купил?
— Я.
— А кто оплачивает ремонт?
— Тоже я.
— Откуда у тебя деньги?
— Ты хочешь услышать правду или то, что тебя успокоит?
Он смерил меня взглядом. Мы не виделись с тех пор, как сидели семь дней траура по маме, и перемена, которую произвел во мне новый дом, удивила его.
— Ты хорошо выглядишь, — сказал он. — И конечно, я хочу правду. Лиора уже сказала мне, что не давала тебе этих денег, и она тоже будет рада услышать ответ.
— Я понимаю, что вы оба обеспокоены.
— Безусловно. Каждый по своей причине.
— Деньги на дом я взял в долг у Мешулама, — сказал я. — А Тирца ремонтирует его мне в подарок.
— Я так и думал, — сказал брат с облегчением. — Но вот у Лиоры есть другие предположения.
— Видишь, — сказал я, — внешне ты выглядишь большим хитрецом, но на самом деле тебя легко обвести вокруг пальца. Ты действительно хочешь знать?
Он помрачнел.
— Это мама дала тебе? — И вперил в меня два ее голубых глаза. — Отвечай! И не играйся со мной больше. Это она дала тебе эти деньги?
— Да, — сказал я. — За несколько месяцев до смерти. Она позвала меня, дала в руки чек и сказала: иди найди себе дом, чтобы у тебя было свое собственное место.
— Какого размера чек?
— Не большой. Восемьдесят пять квадратных метров. Точно по размеру этого дома.
— Я так и думал, — сказал Биньямин. — И я благодарен тебе за откровенность. — И добавил: — Это замечательный подарок. Неожиданный. Не только для того, кто получил, но и для того, кто нет.
— Безусловно, — сказал я. — Подарок неожиданный, да еще как.
— А я думал, что меня она любит больше, — сказал он, наклонив ко мне голову с вызывающим кокетством.
— Она и в самом деле любила тебя больше, — сказал я, — и поэтому этот чек получил я.
Биньямин улыбнулся. Каждый раз я думаю: как он похож на тебя и на Папаваша. Не только телосложением, ростом и внешностью. Но также элегантностью движений. И этой радостью и признательностью одежды за то, что она удостоилась облегать именно это красивое тело — рубашка обтягивает грудь, брюки обнимают бедра: как хорошо, что мы на тебе, а не на ком-нибудь другом.
— Ты ошибаешься, — сказал Биньямин, — но что это уже сейчас меняет? Она умерла, и мне не к кому прийти с претензиями. Вопрос в том, правильно ли это с твоей точки зрения.
— По-моему, совершенно правильно, — сказал я. — Меня это ничуть не удивляет.
— И это всё? — спросил Биньямин. — Один брат получает подарок в размере дома, а второй не получает ни гроша?
— Это было ее решение, не мое. И, как по мне, эти деньги — не подарок, а компенсация.
— Никто не виноват, что у тебя был другой отец, — сказал Биньямин.
— У меня не было другого отца. У нее был друг, от которого я родился, но растил меня Папаваш. Это он мой отец, и он растил меня очень хорошо.
— Интересно, что он думал об этой истории все эти годы.
— Не важно, что думают. Важно, что делают и как себя ведут. Он сказал ей, что вырастит меня, как своего сына, и это то, что он сделал. Он образцовый отец. Жаль, что ты унаследовал от него только внешность.
— В те времена не было принято спать с другом до свадьбы.
Я не поправил его. Я уже дважды сказал правду за время этого разговора, и, как говорит Мешулам, «говорить правду — это очень хорошо, но не надо делать из этого привычку».
— Она мне всё рассказала, — продолжал Биньямин.
Всё? Сейчас пришел мой черед встревожиться.
— Что же именно?
— Что ее друг пришел к ней попрощаться перед боем и тогда это случилось.
Странная гордость чувствовалась в его голосе, гордость сына, которого мать предпочитает другому. Есть сыновья, которым мать дает деньги, и есть сыновья, перед которыми она открывает сердечные тайны. Я не исправлял его. Если это то, что она предпочла ему рассказать, пусть будет так.
— А по поводу денег, — сообщил я ему, — твоя Зоар и я, мы уже придумали, как можно решить эту проблему.