Вернулся один Шабасов, от Кочанова я слышал, что якобы Рагозина по дороге арестовали. Кочанов, выполняя задание, был ранен. Хидошели ушел с заданием с группой, и его я из виду потерял… В новом году, это 1944, мы перешли фронт и соединились с советской армией…»

…Итак, никто из группы Ольги в эту третью группу военнопленных, доставленных из Риги в бригаду Лайвиньша 31 октября, как и в первые две, прибывшие в начале октября и 13 октября, — не попал. На последней группе бойцов приток свежих сил из Риги иссяк.

Что же случилось? Одной фразой на этот вопрос не ответишь. Слишком сложными, противоречивыми, порой необъяснимыми оказались события осени сорок третьего для патриотов рижского подполья, уже появившихся на этих страницах или ожидающих хронологии своего появления, и особенно для тех из них, кто прибыл в Ригу с места базирования партизан в Освее и попал здесь в расставленные гестапо ловушки. Слишком необычное 3 сложение векторов борющихся сил, точнее, их столкновение произошло тогда, и неравными по профессиональной подготовленности оказались противоборствующие стороны. И как результату обманы, просчеты, ловушки, гибель, гибель, гибель…

…Прочитав ответ из Москвы от Спрогиса, Лайвиньш позвал Балода и Юрча.

— Когда Шабас появится? — спросил командир.

— Днями, верно послезавтра, тридцатого. Приведет очередную порцию из Риги, — сказал Балод.

— Должен привести, — поправил Юрч. — Когда будет, тогда и будет.

— Суеверный ты, Юрч, — улыбнулся Лайвиньш.

— В нашем деле не без этого, — серьезно ответил тот. С юмором у него было не очень.

— Ладно. Вот что. Спрогис вполне резонно требует навести справки об этом «Рижском партизанском центре». И что с его курьером? С одной стороны, мы в своей телеграмме прямо сказали, что не исключена его вербовка немцами. А дальше что? Спрогис, ты перепроверь это на Садовом кольце. Надо действовать. Но с помощью кого выяснить подноготную «центра»?

Так в тот день ничего и не решили.

31 октября, к вечеру, в бригаде появилась группа из Риги, в составе двадцати трех человек. Лайвиньш решил побеседовать прежде всего с Шабасом.

— Заходи, заходи, Иван, — приветливо встретил командир ценного своего связника, безотказно выполнявшего самые сложные и рискованные поручения. Одна доставка беглых пленных чего стоила! Ни одного, ни двух, а более шестидесяти человек в три приема обеспечил он документами, пропусками, собрал незаметно в Риге на квартирах, затем на вокзале, усадил в вагоны, довез до хутора родителей в деревне Лаудари Истренской волости, откуда дальше в отряд их вели выделенные для этой цели разведчики партизанской бригады — Кравченко, Равинский и другие.

Иван присел, перекинул ногу на ногу, с уважением взял хорошую папиросу, предложенную командиром, закурил и на вопрос Лайвиньша «как дела» просто ответил:

— Устал. Нервишки пошаливают, — и он виновато посмотрел на собеседника.

— Ты чего-то бедновато одет, Иван, — сказал Лайвиньш, — простынешь.

— Мне разжиться не с кого, с тебя только, например.

— Я велю, дадут тебе денжат, купи что-нибудь, костюмчик какой. Ты все-таки у нас городской житель. И пальто справь.

— Благодарствую. Куплю, справлю, — лаконично ответил Шабас.

— Я вот о чем хочу потолковать. Ты этого блондина, который к нам неделю назад прибыл, хорошо знаешь? — спросил Лайвиньш, имея в виду Графа.

— Хорошо знаю. Парень боевой. Я его с прошлого года, с сорок второго знаю. Познакомились, когда он караульным, обычно старшим по наряду на Риге-товарной был. Я то там работал.

— Он у нас здесь, походя так, Юрчу сказал, что ты ему поручил вступить в охранный батальон.

— Я? — удивился Шабас. — Нет, я его встретил уже в форме. Да и какое это значение имеет? Большинство из этих ребят готовы были хоть у черта при кипящих котлах служить, лишь бы из лагеря вырваться.

— Почему ты его с собой не взял с первой группой, в самом начале месяца?

— Его не было в те дни. Он где-то скрывался. Не буду же я бегать по городу, искать. Парень самостоятельный. И вы мне сами, командир, говорили: твое дело только проводка людей и все. В другие дела не ввязывайся. Я и не ввязываюсь. Вот только…

— Что только?

— Помнишь, командир, есть на примете у меня одна дивчина по имени Ольга, она с моей Томкой дружит. Она латышка, но из тех, российских, в Смоленске жила, у нас летом прошлого года в Риге появилась. У немцев в тюрьме, в Даугавпилсе восемь месяцев отсидела, под конец выпустили ее. Очень боевая. У нее группка своя есть хороших парней, тоже из пленных. Хочет она к нам сюда добраться, у них сведения разные там собраны…

— Ой, подожди, подожди, Ваня. Мы с этими, что ты привез, разобраться не можем! В тюрьме у немцев, ты говоришь, сидела? Выпустили? Этот блондин тоже по тюрьмам там, в эстонском углу ошивался, потом в караульные попал. Чудеса, ей богу! А что за сведения?

— Всего я не знаю, но о немецких военных объектах. Я сам с Томкой на улице Аусекля живу, так эта Ольга, она глазастая, уяснила, что там по нечетной стороне в начале улицы, по-моему в домах № 5, 7, 9 находятся гостиницы для офицеров СД, а через два дома от меня в доме № 6а по Аусекля, стало быть штаб, как его, самого главного по Восточным территориям. А, черт бы его побрал, память уставать стала. Не помню.

— Подожди, подожди. Лозе? Так это по Остланду. Ты говоришь, по всему Востоку?

— Да.

— Розенберга?

— Вот — вот.

— Интересно, — покачал головой Лайвиньш. — Кто же ее, твою Ольгу, хорошо знает, кто может ее охарактеризовать?

— Кроме меня? Так Рагозин Иван. Пришел он наконец.

— Это тот, что у нас в списках разведчиков с твоей легкой руки, как Панченко Иван записан? — Лайвиньш достал из сейфа пачку листков в мятой обложке и освежил память: — Да, Панченко Иван агентурный разведчик с августа этого года. Как он?

— Парень боевой, любое дело свернет. Сам увидишь.

— Вот что, Ваня, ты вот такие бумаги с такой печатью видел когда-нибудь?

— Ты лучше расскажи мне, что это, я в чтении-то не очень, — замялся Шабас.

Лайвиньш объяснил, почитал выдержки из бумаг Графа. Шабас пожал плечами, потом тихо сказал:

— Но ведь я людей от них, от этого «центра» не приводил сюда или приводил? Групп в Риге много, и обычно они без вывесок, командир.

— Понимаешь, товарищ Стаканов, — впервые в знак дружеского расположения назвал Лайвиньш Ивана по псевдониму разведчика, под которым он числился в списке Саши Грома, — не можем мы разобраться во всех группах, что в Риге существуют.

— Так поговорите с ребятами, что я привел. Вон их сколько. По ниточке, по ниточке, да еще жилет свяжете. Рагозин много знает. Из этой группы, пожалуй, больше всех. Корецкий там, Кочанов, грузин один, Лазарев — те не очень-то, они и Риги толком не знают. А вот Рагозин, Гудловский — это черти, змеи такие, что везде пойдут. По-моему Рагозин что-то об этом «центре» мне поминал.