выражал признательность (сопровождаемую легким удивлением), когда кто-то эффективно оспаривал его или вспоминал что-то, что он упустил. Его отсутствие интереса к стандартным человеческим любезностям распространялось и на его внешний вид, который был обыденно растрепанным, его обширный живот иногда обнажался из-за рубашки с отсутствующей пуговицей, его бессистемный подход к бритью часто приводил к отвлекающей щетине под носом.

Тим был другим. Когда я впервые встретил его в нью-йоркском отеле за несколько недель до выборов, мне в голову пришло слово "мальчишеский". Он был моим ровесником, но его легкое телосложение, непритязательная осанка и эльфийское лицо заставляли его казаться значительно моложе. Во время нашей часовой беседы он сохранял мягкое, добродушное спокойствие. Между нами сразу же возникло взаимопонимание, отчасти основанное на детских параллелях: В результате того, что его отец работал специалистом по развитию, он провел большую часть своей юности за границей, что привило ему сдержанность, которую я распознал в себе.

Получив степень магистра в области изучения Восточной Азии и международной экономики, Тим работал специалистом по Азии в консалтинговой компании Генри Киссинджера, а затем перешел в Казначейство, став младшим сотрудником по торговле в Японии. Именно Ларри Саммерс вытащил Тима из безвестности, чтобы тот стал его специальным помощником, и по мере роста Ларри рос и Тим. Тим стал центральным, хотя и незаметным игроком в борьбе с различными финансовыми кризисами 1990-х годов, и именно по рекомендации Ларри он возглавил ФРС Нью-Йорка. Их отношения говорили не только о щедрости Ларри, но и о спокойной уверенности и интеллектуальной строгости Тима — качествах, которые были в полной мере проверены в предыдущем году, когда Тим круглосуточно работал с Хэнком Полсоном и Беном Бернанке, пытаясь сдержать крах Уолл-стрит.

То ли из-за преданности Ларри, то ли из-за сильной усталости, то ли из-за оправданной вины (как и у Рама, и у меня — у Тима все еще были дети дома и жена, которая жаждала более спокойной жизни), Тим провел большую часть нашей первой встречи, пытаясь отговорить меня от найма его на должность секретаря казначейства. Но я был убежден в обратном. Я считал, что для того, чтобы любой — даже Ларри — смог сравниться с Тимом в понимании финансового кризиса в реальном времени или в отношениях с нынешним составом мировых финансовых игроков, потребуются месяцы, а этого времени у нас не было. Более того, чутье подсказывало мне, что Тим обладает базовой честностью, устойчивостью темперамента и способностью решать проблемы, не запятнанные эго или политическими соображениями, что сделает его бесценным в предстоящей работе.

В конце концов, я решил нанять обоих мужчин — Ларри, чтобы помочь разобраться, что, черт возьми, делать (и не делать), а Тима, чтобы организовать и направить наши ответные действия. Чтобы все получилось, мне пришлось убедить Ларри работать не секретарем казначейства, а директором Национального экономического совета (НЭС), который, несмотря на то, что был главной экономической должностью в Белом доме, считался менее престижным. Традиционная функция директора заключалась в координации процесса выработки экономической политики и выполнении функций дипломатического посредника между различными ведомствами, что не совсем соответствовало сильным сторонам Ларри. Но все это не имело значения, сказал я Ларри. Он был нужен мне, он был нужен его стране, и, насколько я понимал, он будет равным Тиму в разработке нашего экономического плана. Возможно, моя искренность оказала некоторое влияние на его мышление — хотя обещание (по предложению Рама) сделать Ларри следующим председателем Федеральной резервной системы, несомненно, также помогло ему согласиться.

Мне нужно было заполнить и другие ключевые посты. На должность главы Совета экономических советников, ответственного за предоставление президенту наилучших данных и анализа по всем экономическим вопросам, я выбрал Кристину Ромер, розовощекую профессоршу из Беркли, которая провела фундаментальную работу по Великой депрессии. Питер Орсзаг, глава беспартийного Бюджетного управления Конгресса, получил должность директора Управления по управлению и бюджету, а Мелоди Барнс, вдумчивый афроамериканский юрист и бывший главный советник сенатора Теда Кеннеди, возглавила Совет по внутренней политике. Джаред Бернштейн, левый экономист по вопросам труда, вошел в команду Джо Байдена, как и Джин Сперлинг, белобрысый, гиперостроумный политик, который четыре года был директором НИК Билла Клинтона и который теперь согласился, вместе с экономистами, участвовавшими в избирательной кампании, Останом Гулсби и Джейсоном Фурманом, работать в качестве бродячих коммунальных игроков.

В последующие месяцы я проведу бесчисленные часы с этим мозговым трестом и их заместителями, задавая вопросы, просеивая рекомендации, просматривая слайд-дески и брифинги, формулируя политику, а затем подвергая все, что мы придумали, неустанной проверке. Споры были жаркими, несогласие поощрялось, и ни одна идея не отвергалась из-за того, что она исходила от младшего сотрудника или не вписывалась в определенную идеологическую предрасположенность.

Тем не менее, Тим и Ларри были доминирующими голосами в нашей экономической команде. Оба они были приверженцами центристской, дружественной рынку экономической философии администрации Клинтона, а учитывая замечательный период экономического процветания в 1990-е годы, такая родословная долгое время считалась предметом гордости. Однако по мере усугубления финансового кризиса эта репутация все чаще оказывалась под огнем. Репутацию Боба Рубина уже подмочила его роль старшего советника в Citigroup, одном из финансовых институтов, чьи огромные риски на рынке субстандартных ценных бумаг сейчас подпитывают эпидемию. Как только я объявил свою экономическую команду, в прессе появились статьи о том, что Ларри выступал за значительное дерегулирование финансовых рынков во время своей работы в Казначействе; комментаторы задавались вопросом, не слишком ли медленно Тим — вместе с Полсоном и Бернанке — во время своей работы в ФРС Нью-Йорка бил тревогу по поводу риска, который представлял для финансовой системы рынок субстандартных ценных бумаг.

Некоторые из этих критических замечаний были обоснованными, другие — вопиюще несправедливыми. Несомненным было то, что, выбрав Тима и Ларри, я связал себя с их историей, и что если мы не сможем быстро исправить экономическое положение, то политическая цена за их выбор будет высока.

-

Примерно в то же время, когда я окончательно определялся со своей экономической командой, я попросил сотрудников и свою Секретную службу организовать тайную встречу в пожарной части Национального аэропорта Рейгана. Когда я прибыл туда, там было пусто, пожарные машины убрали, чтобы разместить наш кортеж. Я вошел в комнату отдыха, где были расставлены прохладительные напитки, и поприветствовал сидящего внутри компактного сереброволосого мужчину в сером костюме.

"Господин секретарь", — сказал я, пожимая ему руку. "Спасибо, что нашли время".

"Поздравляю, господин избранный президент", — ответил Роберт Гейтс, со спокойным взглядом и натянутой улыбкой, прежде чем мы сели за стол