– Вы чего? – нахмурился Камиль, оборачиваясь.

Перед ним стоял моложавый мужчина, улыбаясь во все лицо и обнимая полную женщину, державшую свою голову у него на плече. На другом плече у мужчины висела гармонь.

– Не признал, а? Не признал… Это тот самый, я тебе говорил, – обернулся мужчина к своей спутнице, смотревшей на него с обожанием, – а так узнаёшь? – незнакомец задрал левую штанину – вместо ноги поблескивал металлический протез. – Помнишь того инвалида-побирушку? Казанский вокзал? Ну, вспомнил? Меня Сергеем кличут, Сергей Таранов.

Камиль расправил морщины на лбу светлой улыбкой и пожал протянутую руку – он вспомнил.

– Да, брат, выручил меня ты тогда. Я же чуть не сдох, побираясь – цыгане только еду, как собаке, давали да паленой водкой поили. Потом убегал от них пару раз, так в смерть избивали, типа должен там чего-то… Но я одного ромалу ножечком достал, у него же отнятым, так, не до смерти, для острастки… вроде оставили. Теперь вот, – Сергей потрепал рукой гармонь, – народ честным трудом развлекаю – песнями русскими народными, ну и эстраду всю наизусть знаю. А это жена моя, – Сергей тем же жестом потрепал женщину, льнувшую к нему, как упитанная кошка к хозяину, – Варвара, Варенька. Здесь же на рынке в мясном торгует. Я-то сам мясо ни в каком виде не ем, физически не могу, а жена с мясного отдела, бывает же такое. Да… Выходная сегодня. Ну я-то не меньше, небось, заколачиваю, а Варь?

Женщина тепло и уютно улыбнулась мужу в глаза – было видно, что любовь у них в самом разгаре.

– Ментам, правда, долю отдаю, но ничего…власть, как-никак… законная. Да, ты меня сильно тогда выручил. Не деньгами, конечно. Меня твои слова, как пуля, зацепили, чувствую, что ты прав, и злюсь на себя, злюсь за то, что сломался, что каждый день от предыдущего ничем не отличается, как один мусорный бачок от другого. Ну и взялся за дело, да… Кстати, – Сергей зашуршал в кармане, – вот, тот самый червонец. Я его тогда не потратил, хоть нужда жуткая была, и ромалам не отдал, заначал в шапке. Они-то тебя всего обыщут, а шапку – нет, не допетрят. Ну, голь на выдумки хитра… Да… Так вот, веришь, все время его хранил – думаю, повстречаю тебя, непременно отдам. Сам понимаешь, не в деньгах дело, ты уж не побрезгуй, для меня это вопрос важный. Это на добрую память. Ну, бывай, хороший человек. Да, на рынке мясо только у Варюхи теперь бери – все будет без всяких там торговых штучек, все, как родному. Да… к другой пойдешь – меня обидишь. Ну, бывай, – Сергей обнялся коротко и пошел, почти не хромая, обнимая жену и гармонь. Камиль так и остался стоять с купюрой в руке.

– Ты все привез, дорогой? – жена встретила Камиля у дверей.

– Все, что нужно. Званый вечер – это званый вечер. Все должно быть очень вкусно. Вот сдача, только этот червончик положи мне в коробку с фотографиями.

– Зачем? Заначка, что ли, так их мужчины втайне делают, – удивилась Гуля.

– Нет, не заначка, – Камиль потрогал свою уже начавшую седеть бороду и тепло улыбнулся, – на добрую память.

2008

Этот рассказ, в общем-то, не содержит никакой особой морали, а может, и содержит, уж коль написался. Зря ведь перо к бумаге не потянется, правда? В любом случае это могло произойти только в России, только русский может понять, в чем тут соль, и только русский поймет мораль, если она здесь есть. А если и нет, то только русский поймет, почему.

Когда друзья собираются в дорогу, дорога начинается с рюмашки в баре пункта отправления – в порту, на вокзале, в общем, там, откуда везут, а не когда сам едешь за рулем. Почему так на Руси повелось, точно неизвестно, наверное, от врожденного уважения (и опаски) к необъятности русского пространства. Опаска проходит по прибытии, но уважение остается, поэтому приезд обычно отмечают не менее душевно. Ну а когда не сам едешь, а тебя везут, да еще и праздник на носу, то не пить в дороге почти подозрительно, если ты не язвенник, конечно.

Я и Юра не были ни язвенниками, ни сердечниками, а вполне и вполне здоровыми зрелыми мужчинами под сороковник, бывшими десантниками, летящими рейсом «Аэрофлота» в Иркутск и дальше – в Листвянку, на Байкал, отмечать 2 августа – святой день для всех служивших в ВДВ. Почему именно туда, сказать сложно, но одно известно наверняка – каждое 2 августа мы отмечали в новом городе. Из любопытства к новым места, конечно, хотя некоторые злые языки утверждают, что нас в те места, где мы уже праздновали, старались не пускать. Может, и так, уж что-что, а «зажигать» мы умели, почти не повторяясь, исходя из местной специфики и обстановки.

В Иркутск прилетели ранним пасмурным утром, хотя из Москвы вылетали ранним погожим вечером. Умом, конечно, все понятно про разность часовых поясов, но душа восхищалась широтой Родины. Еще душа неудомевала, как можно было с вечера до утра выпить всего по бутылке на брата. Души-то умом не обманешь.

Так или иначе, нас ждала машина с водителем-гидом-сопровождающим. Юра по моему поручению (работал у меня заместителем) организовал за счет фирмы, разумеется, эту поездку, и поэтому Хайдар, субтильный гид с бурятскими корнями на скуластом лице, обратился прямо к нему, не ведая о нашей субординации. Не то чтобы меня это покоробило, но Юра почему-то уселся на переднее сиденье, хотя это мое любимое место. Хоть по протоколу начальник и должен сидеть сзади, но в России начальство сидит там, где ему хочется. Кроме Ходорковского, разумеется. О чем это я? Ну да. В те годы все было нормально даже у Ходорковского с Березовским и вообще в стране было весело. Но Юра огорчился невероятно, когда я настоял на своем и мы поменялись местами. Поменялись – неточно сказано, оскорбленный до глубины души Юра хлопнул дверцей и направился в Листвянку (70 километров) пешком. Это было странно, потому что обычно спьяну он добреет, но я же говорю – недопили. Я категорически приказал Хайдару, не останавливаясь, обогнать новоявленного пилигрима и притормозить за пригорком, чтобы нас не было видно. Бросить товарища я, конечно, не мог, но подучить стоило. Так мы и сделали, и я уже ждал дружеского раскаяния, как вдруг Хайдар со взлетевшими вверх бровями указал рукой на дорогу. Я обернулся и обомлел. Нас обгонял рейсовый автобус, в лобовом стекле рядом с водителем белела Юрина рубашка (тельники у нас были надеты под рубахи, свой берет он оставил в машине), сам он жестикулировал понятным каждому (даже иностранцу) недвусмысленным образом. Да, десант есть десант, и лохов там не держали. Как он остановил автобус на пустом шоссе и как он убедил водителя (в автобусе было много пассажиров) не останавливаться ни на одной остановке (пустых, правда, без пассажиров), так и оставалось тайной некоторое время, пока мы были вынуждены плестись за этим автобусом до конечной остановки. После моего восхищения Юриной находчивостью и незамедлительно последовавшего примирения выяснилось, что водитель автобуса – тоже бывший десантник и по-братски обещал оторваться от слежки, то есть от нас. Как они решили с пассажирами, осталось неизвестным, но я думаю, что все ехали до конечной. Юра, конечно, намекал, что дело было по-другому (захватил, что ли, в заложники?), а я не стал настаивать. В общем, до Листвянки мы доехали уже повеселевшими – праздник явно начался.