Чжу Си не считает ясными. Он, однако, придает стихам аллегорический смысл. Первый образ — крик журавля, по его мнению, говорит о том, что истина не может быть скрыта. Второй образ — рыба, то скрывающаяся в бездне вод, то появляющаяся на мелководье, говорит о том, что истинные принципы сущего не имеют постоянного местонахождения. Третий образ — катальпа, под которой лежат мертвые листья или растет безобразный тутовник, говорит, что в вещах, наиболее нам милых, надо признать и их отвратительные стороны. Четвертый образ — камни гор, из которых можно сделать оселок для обтачивания нефрита, говорит о том, что и в вещах отвратительных надо признать их хорошие стороны. Мы полагаем, что это стихотворение не потребует каких-либо дополнительных толкований, если мы примем во внимание склонность древних китайцев к диалектическому образу мышления и диалектическому взгляду на развитие природы, нашедшему чрезвычайно яркое выражение в книге о Дао и Дэ, приписываемой философу Лао-цзы. Журавль кричит, скрывшись в глубине девяти болот, но крик его несется до диких полей и самого неба. Рыба живет, то скрываясь в глубочайшей бездне, то всплывая на отмели, являющейся противоположностью этой бездны. В прекрасном саду растет красавица катальпа, но под нею лежат мертвые листья и растет безобразный тутовник. Огромные камни горы могут быть превращены в мелкие осколки, годные для обточки нефрита. Все эти образы показывают, по нашему мнению, противоречивость в развитии и смене явлений природы. Давая стихотворению заглавие "Противоречия", мы исходили из нашего понимания текста.

Источник: "Шицзин", 1957, стр. 234

5. Жалоба воинов, слишком долго задержанных на службе царю ("О ратей отец! Мы — когти и зубы царям!..")

О ратей отец!

Мы — когти и зубы царям!

Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь?

Нет дома, нет крова нам.

О ратей отец!

Мы когти царя на войне!

Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь?

Нет ныне приюта мне.

О ратей отец!

Не счесть тебя умным никак!

Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь —

И сир материнский очаг?

Примечания переводчика

Ратей отец — царский конюший, ведавший войсками.

И сир материнский очаг — Точный перевод: и матери [одни] ведают всеми работами по приготовлению пищи.

Источник: "Шицзин", 1957, стр. 235

6. Белый жеребенок ("Светло-светло-белый жеребенок...")

Светло-светло-белый жеребенок,

В огороде ешь росточки, милый.

Привяжу тебя, тебя стреножу,

Чтобы это утро вечным было,

А тому, о ком здесь речь веду я,

Отдыхать со мною не постыло.

Светло-светло-белый жеребенок,

Ешь бобы, не уходи далече;

Привяжу тебя, тебя стреножу,

Чтобы вечно длился этот вечер!

Значит тот, о ком здесь речь веду я,

Гость прекрасный, — он доволен встречей.

Светло-светло-белый жеребенок,

Прибегай к нам, убранный богато!

Ты же, князь мой, да пребудешь вечно

В радости и в счастье без утраты!

Да остерегись гулять беспечно,

Не упрямься, не беги куда-то!

Светло-светло-белый жеребенок —

Там теперь он, в той пустой долине,

Он пучком травы доволен ныне...

Ты же, как яшма, благородно-тонок,

Не скупись, ценя, как злато, слово!

Сердце так не отдаляй сурово!

Источник: "Шицзин", 1957, стр. 236

7. На чужбине ("Иволга, иволга, ты не садись...")

Иволга, иволга, ты не садись

Там, где тутовника чаща видна;

Птичка, не клюй моего ты зерна.

Люди на этой чужой стороне

В дружбу не верят — угрюмость одна.

Ах, я уйду, я домой возвращусь —

Близкие там и родная страна!

Иволга, иволга, ты не садись,

Стаею вы не слетайтесь на тут,

Птички пусть сорго мое не клюют!

Люди на этой чужой стороне

Мне далеки и меня не поймут...

Ах, я уйду, я домой возвращусь —

Старшие братья дадут мне приют

Иволга, иволга, ты не садись

Вместе со стаей на этот дубок,

Просо клевать не стремись ты на ток.

Люди на этой чужой стороне

Плохи — я с ними ужиться не мог!

Ах, я уйду, я домой возвращусь —

Верно у дядей найду уголок.

Источник: "Шицзин", 1957, стр. 238

8. Там, по дикой пустыне ("Там, по дикой пустыне, к вам ехала я...")

Там, по дикой пустыне, к вам ехала я,

И айланты тенистые были кругом.

Я к вам ехала — в жены вы брали меня:

Я мечтала — мы с вами теперь заживем.

Вы же, муж мой, лелеять не стали меня —

Я в родную страну возвращаюсь в мой дом.

Там, по дикой пустыне, к вам ехала я,

Собирала я травы в пути по полям.

Я к вам ехала — в жены вы брали меня,

Чтобы с вами зажить я отправилась к вам.

Вы же, муж мой, лелеять не стали меня —

Предаюсь о дороге обратной мечтам!

Там, по дикой пустыне, к вам ехала я,

Собирала дорогою корни травы...

Только прежнюю вы позабыли меня,

И подругу иную сыскали, увы!

Вы не ради богатства забыли меня —

Только ради другой это сделали вы!

Примечания переводчика

Я к вам ехала — в жены вы брали меня — Чжу Си объясняет слова "хунь инь" словом "сваты". Таким образом, все это предложение, по мнению Чжу Си, означает: я ехала к вам из-за того, что мы были родственники по женам. Однако в I, IV, 7 ("Радуга") Чжу Си объясняет эти же слова как "выход замуж", и мы, вслед за Карлгреном, не видим причины понимать их иначе и здесь. Тогда точный перевод будет звучать так: [я ехала] из-за того, что вы брали меня замуж. Тогда стихотворение можно отнести к поэзии о забытой жене.

Источник: