Вновь и вновь я пытался занять утерянное расположение Ирода, свое место при царе, но тот не менее упорно не замечал моих намеков и откровенных жалоб. Виной тому было исключительно влияние оказываемое на Ирода Николаем. Чертов писака, он делал все возможное, чтобы отдалить от меня царя.

Меж тем его усилиями, прежде только формирующееся окружение Ирода, приобрело четкую структуру. Систему, в центре которой размещался сам Царь, вокруг которого располагался ближний круг: мать, брат Ферора, Саломея, Николай! Далее второй круг: близкие друзья, потом третий: друзья-сотрапезники за праздничным столом, лихие выпивохи и по большей части бездельники, дальше… особый дискомфорт вызывал тот факт, что дамасский недоносок отвел себе тепленькое местечко рядом с родственниками царя. Он носил высокий и прежде невиданный титул – собеседника царя, одевался скромно, но чисто, пил умеренно, или, во всяком случае, столько, чтобы держаться на ногах, продолжая высоко-ученые беседы. Он не желал заводить семью, время от времени отдавая должное шлюхам. Насколько я сумел это выяснить – Николай не пытался копить богатств, раздавая сыпавшиеся к его ногам подарки царя нуждающимся.

Было странно, что чтивший превыше всего семейные узы Ирод покровительствует человеку явно не разделяющему в этом вопросе его взглядов.

Тридцать четыре года отроду Николай был не красив, лысоват, носил аккуратную курчавую точно у фавна бородку с проседью, на затылке остатки некогда светло-каштановых волос, перевязывал кожаной тесемкой в жиденький хвостик.

В свое время отец Ирода Антипатр нанимал меня с тем, чтобы я познакомил его второго сына с обычаями и образом жизни Рима. Должно быть, царь преуспел в этом, ибо нынче, я сделался ему не нужным.

Нет, он еще занимал меня на строительствах, я должен был помогать во взаимоотношениях с римским легионом, все еще стоявшем в Иудее. Но на этом и все.

Ирод ходил в друзьях Октавиана, взявшего себе недавно имя Август[103], Август по-гречески Себастис. В товарищах правителя Рима числился и Николай Дамасский, что наталкивало на мысль о его действительной значимости.

От придворных я неоднократно слышал о мечте Николая написать труд, посвященный изучению быта и обрядов различных народов, входящих в республику, сей труд, он во всеуслышание обещал посвятить Ироду, как главному вдохновителю и собирателю ценнейшего материала.

Если я правильно понял, происходящее, Ирод выписывал Николаю представителей самых разных народов, которые рассказывали ученому о своем житье-бытье. Но больше Николай любил сам расспрашивать торговцев на рынках, возниц, легионеров, охранников, наемников и даже рабов. Его – первого друга царя иудейского можно было застать сидящем на корточках рядом с нищим попрошайкой или в дешевой харчевне, коей побрезговал бы наемный грузчик с базара.

Он мог, позабыв про устраиваемый в его честь пир заболтаться с бродячим музыкантом или маленькой, грязной шлюшкой от которой он тут же нахватывал полную бороду блох и в таком виде являлся затем во дворец. При этом вспыльчивый и скорый на расправу царь, словно мягчал рядом со спокойным чудаковатым ученым, неизменно прощая его странности и смеясь над неловкими ситуациями.

Да, все указывало на то, что моя звезда безнадежно закатилась, уступив место планиде всесильного Николай.

Когда же впервые, я услышал это имя? Неужели от сумасшедшего нищеброда в Египте? от человека из грядущего? Но тогда, можно сказать, что я раскрыл его секрет, фигляр был подослан ко мне, а значит и к Ироду самим Николаем. С другой стороны, если перед смертью предсказатель поведал Ироду о Николае что-то такое, чего не сказал мне, например, что ученый сумеет помочь ему удержать власть или прославить свое имя в веках, то ничего удивительного, что Ирод с радостью взял его к себе на службу, когда интриган утратил своих предыдущих хозяев.

Несколько раз за время проживания в Александриуме, я наведывался в Антонию, надеясь забраться, наконец, в тайник Ирода, но должно быть все фурии Аида вознамерились мешать мне в этом деле. Меж тем сам царь посещал эту крепость с завидным упорством. И вот еще странность, именно в Антонии, Ирод держал почти что всех своих египтян и галлатов. Говорю почти всех, потому что при его дворе вскоре после кончины Клеопатры появились три евнуха, которых царь отличал от прочих слуг особым доверием. Один из них служил виночерпием, так что, когда у Ирода случались приступы особенной подозрительности, он отказывался вкушать вино или любые другие напитки, если их подавал ни этот раб. Другой также доверенный слуга был царским хлебодаром, и третий, об которого чуть не расшиб свой глупый лоб Ферора, постельничим. Все трое находились неотлучно при Ироде не только в Александриуме, но и когда царю нужно было уехать куда-нибудь на длительный срок.

Однажды, во время одного из нудных допросов по делу Костобара, Ирод явно скучал, и я, желая развлечь его, взялся рассказывать о плясунье, которую видел накануне на рынке.

– У нее черные, точно ночное небо волосы, бронзовая от солнца кожа, и гибкое тело, – начал я. – Когда девица танцевала перед толпой простолюдинов, ее браслеты весело звенели и гибкое тело извивалось точно змея.

– Продолжай, – по лицу царя расплылась довольная улыбка, мой рассказ явно увлек его.

– У нее масленый взор, румянец точно у спелого яблочка, и медовые губки, – вдохновленный первым успехом, продолжил, было, я.

– Медовые?! – Лицо Ирода вдруг побелело, он вскочил, опрокидывая стол с разложенными на нем бумагами.

– Медовые. – Я тоже поднялся, недоумевая, что именно так поразило его.

– Медовые, медовые, медовые… – Ирод схватился за голову, и, шатаясь, покинул пыточную.

Ничего не понимая, палач и стража таращились какое-то время на меня, но что я мог им объяснить? Быстрее нужно показания выколачивать, качественней работать. От такой скуки, кто угодно плохо себя почувствует.

С этого злополучного дня, я стал испытывать трудности в общении с Иродом. Точнее общения не было, я просто не мог пробиться к царю, который неизменно был для меня занят. Слуги или царские евнухи успокаивали меня, уверяя, что в следующий раз Ирод непременно снизойдет до меня, но… проходил день, неделя, месяц, а я так и не мог хотя бы перемолвиться с ним парой слов.

Понимая, что с каждым днем моя ценность в глазах царя падает все ниже и ниже, я начал подумывать о том, как бы отписать Марциалию о невозможности с моей стороны продолжать присматривать за Иродом. Посему, если их еще интересует иудейский царь, они должны либо изыскать способ помочь мне снова войти к нему в доверие, как это уже было с Ананелем, либо прислать кого-то мне на смену. С тем, чтобы я мог забрать Саломею с детьми и убраться всем вместе туда, где ни Ирод, ни Октавиан уже не отыщут нас.