еще ужасают Фиоре и Юрдон, я все еще хочу сбежать из их извращенного управляемого общества… но мы на борту МОНАрха, и я, похоже, знаю, что это значит.

– Я все еще хочу тебя, – говорю я Сэму. Хотя червячок сомнения добавляет: я просто уже не уверена, что хочу тебя по тем же причинам, по которым хотела на прошлой неделе.

– Кажется, – тихо говорит он, покачивая головой, – они до тебя добрались…

Я нервно хихикаю. Давно добрались – просто я до сих пор не замечала. Страх и вожделение смешиваются в причудливый коктейль, когда я хватаюсь за Сэма.

– Почему ты здесь, Кей? Зачем ты подписалась на эксперимент?

– Я лишь последовал… последовала за тобой.

– Дурь несусветная! – И теперь я это осознаю. – Это не все причины. И не говори мне, что просто решила таким образом стряхнуть с себя тяготы жизни с ледяными упырями. Зачем ты здесь? От чего ты бежишь?

– Если я скажу, ты, наверное, возненавидишь меня.

– Ну и что? Предлагаю сделку. – Забравшись на кровать, я подтягиваю ноги, укрываю их подолом платья и скрещиваю руки на коленях. – Если я выслушаю твою историю и не возненавижу тебя после этого, ты позволишь мне трахнуть тебя?

– Не понимаю, какое это имеет отношение к…

– Позволь мне судить о своих мотивах, Сэм. – Даже если мною манипулируют. – Ты все время недоверчиво смотришь на меня. Для тебя это привычка. Неделю назад я не хотела с тобой спать по уважительной причине, которая имела смысл тогда. А теперь, когда смысл ушел, ты обвиняешь меня в том, что я играю не по правилам. Ты просто представить себе не в силах, что я могу измениться сама! Шанса мне не даешь!

Сэм качает головой.

– Ты хоть понимаешь, насколько это оскорбительно?

– Я вовсе не это имел в виду.

– Я способна измениться – вот почему мы сейчас здесь! – Я делаю глубокий вдох. – Я уже не тот человек, что существовал во время Войны Правок, Сэм, или до нее, или даже после. Я та, кем являюсь сейчас, и я же конечный итог превращения всех тех ушедших людей друг в друга. Можно забросить тебя в темные века, но темные века в тебя – нельзя, если только не урезать продолжительность жизни до трех гигасекунд и стереть при этом столько воспоминаний, что… – Я запинаюсь. У меня странное чувство, будто я только что поняла что-то жизненно важное, но не уверена, что именно.

Сэм странно смотрит на меня.

– Ты будешь меня ненавидеть, – говорит он. – За мной шлейф ужасных проступков.

– И что? – Я пожимаю плечами. – Я тоже много наворотила. Люди во внешнем мире хотели убить меня, Сэм. Я думала, что это связано с секретной миссией, память о которой стерта, но теперь не уверена. Может, за мной охотились из-за преступлений того, кем я была раньше. А раньше я сражалась на войне. Убивала.

Сэм в раздумьях медленно раскачивается взад-вперед.

– Кажется, в этой симуляции – одни военные преступники, – говорит он наконец.

Очень интересно обнаружить, что выражение «кровь заледенела» на самом деле отражает конкретное физическое ощущение. Гораздо менее приятно обнаружить это, сидя рядом с человеком, которого безоговорочно любишь и который помог тебе сейчас это нежеланное открытие сделать.

– Тебе не приходило в голову, что симуляция Юрдона—Фиоре—Хант очень подходит для, скажем так… определенного типа людей? – говорит Сэм.

– Ты хоть собираешься забраться на меня сверху и присунуть мне, когда закончишь рассусоливать эти уморительно скучные домыслы? – уязвленно интересуюсь я.

Его лицо приобретает странный цвет.

– Если к тому моменту мы оба все еще будем этого хотеть, то…

Что ж, полагаю, у меня нет другого выбора, кроме как извлечь максимальную пользу из этой ситуации.

– Слушаю тебя вразумительно.

– Тогда сначала вопрос: где ты была, когда началась Война Правок?

Вот уж не ожидала так не ожидала. При нормальных обстоятельствах разглашать такие сведения категорически запрещено. Это вопиющее попрание правил оперативной безопасности, которое может позволить противнику установить вашу личность и таким образом найти любую полезную информацию о вас, достаточную для того, чтобы иметь возможность угрожать вам в оперативном порядке. В конце концов почти всякий публично совершенный поступок где-то оставляет след. В каких-нибудь базах данных. Но мы – в недрах МОНАрха, и, если я не ошибаюсь, существует только один канал передачи данных внутрь или наружу. Кроме того, Сэм вряд ли во всем этом замешан, риск подслушивания – не велик, да и обстоятельства, чего там, далеки от нормальных.

– На борту МОНАрха. Мне нужно было взять интервью у одного члена экипажа, – признаюсь я. – Когда вышла из строя сеть, мы почти гигасекунду пребывали в вынужденной автономии.

Сэм задумчиво вздыхает.

– Твоя очередь признаваться, – говорю я, пытаясь сменить тему.

– Я был аудитором, – объясняет Сэм и снова замолкает. – Вот почему они призвали меня.

– Они?

– Нация Солипсистов. Конкретнее – Третий батальон по борьбе с непростительными мыслепреступлениями. Они вели поиск и осуществляли проверку незащищенных хранилищ памяти в отключенном сегменте, где я застрял менее чем через сотню килосекунд после того, как Король в Желтом сорвался с цепи. Я уже подвергся цензуре и был заражен. Они просто схватили меня и добавили в свой распределенный массив отрицания сознания. Следующие пару мегасекунд я потратил на поиск кладбищ, которые невозможно найти, затем они занялись моей обработкой и поручили мне стереть архивные следы.

Звучит кошмарно. А я думала, что работа на Кошек Лайнбарджера – не сахар. Я, должно быть, вздрагиваю или подаю какой-то другой телесный сигнал, потому что Сэм слегка отстраняется от меня.

– И какую сторону в конфликте заняли эти Солипсисты? – спрашиваю я.

– Сторону? – Сэм невесело усмехается. – Рив, мы воевали против всех. Ты думаешь, кто-нибудь в здравом уме стал бы вливаться в агрессивный борганизм-солипсист?

– Но ты… – Я заставляю себя подвинуться к нему, потому что он кажется напряженным и несчастным. – Но ведь ты был просто маленьким винтиком в их системе, я права?

Сэм качает головой:

– У меня была определенная автономия. Борганизм даже начал давать нам немного свободы воли под конец войны. Я был… ну, до войны я был очень похож на тебя сейчас. Борганизм аугментировал и перестроил меня, превратил в боевую машину с людоедским нравом и выкинул на фронт. Знаешь, какое название закрепилось за моим подразделением? «Изнасилоцирапторы». Если нужно сломить чью-то волю к сопротивлению, можно сделать это вмешавшись в мозг. Но когда сеть модемов в глубоком отрубе – не грех и физической силушкой пощеголять. И мы делали ужасные вещи – думаешь, просто так нам присобачили пенисы с зазубринами? В какой-то момент противоборствующая ассоциация вторглась в наш сегмент и расхерачила его подчистую. И когда я очнулся от этого морока, снова был самим собой – только воспоминания остались. У меня в голове накопилось столько дерьма после солипсистов… Я половину мегасекунды просто сидел в тюремной камере, не