— Жаль, что мне приходится задержаться, — пробормотал Тодд. — Хотел бы я поехать с тобой!

— Мне тоже жаль, — согласился Рурк. — Но ведь по большому счету эта задержка — сущий пустяк, мелочь, на которую не стоит обращать внимания!

— Тебе легко говорить, — скривился Тодд. — Ведь это не тебе приходится задерживаться. Пока я буду улаживать свои дела, ты, пожалуй, успеешь накропать пару шедевров!

— Ну, это вряд ли, — возразил Рурк. — Ведь мне придется искать нам квартиру, устанавливать телефон и… Да мало ли что еще понадобится сделать! Я, во всяком случае, почти уверен, что, пока ты не приедешь, мне будет не до работы.

Но Тодд знал, что это было не так. Рурк писал всегда и везде, был он трезв или пьян, болен или здоров, весел или печален. Он работал, когда слова сами ложились на бумагу и когда над каждой фразой приходилось сидеть по полчаса или больше. Иными словами, Рурк был способен писать в самых неблагоприятных условиях, и Тодд знал: что бы ни утверждал его приятель, отправляясь в Ки-Уэст раньше его, он получал солидную фору, ликвидировать которую ему будет непросто.

Садясь за руль «Тойоты», Рурк попытался ещё раз подбодрить заметно скисшего приятеля.

— Когда-нибудь, — сказал он, — и ты, и я даже думать забудем об этой ерунде.

Как и было договорено, Рурк позвонил Тодду в тот же день, когда добрался до Ки-Уэста. Еще через пару дней он позвонил снова, чтобы сообщить — ему удалось снять подходящую квартиру. Тодд тут же забросал приятеля вопросами. Рурк, однако, отвечал весьма уклончиво, так что, положив трубку, Тодд понял — о повой квартире ему известно только то, что стоимость аренды им более или менее по средствам.

Прошло почти полтора месяца, прежде чем Тодд смог выехать в Ки-Уэст. И хотя впереди лежала неизвестность, родительский дом он покидал без сожаления. Он чувствовал себя так, словно вырвался из тюрьмы, и настроение у него было самое приподнятое.

В первый день Тодд провел за рулем двадцать часов. Только после того, как граница штата Флорида осталась позади, он позволил себе свернуть на парковку возле шоссе и немного поспать прямо на переднем сиденье. Утром он отправился в дальнейший путь и уже в три пополудни прибыл в Ки-Уэст.

Несмотря на первое неблагоприятное впечатление, кое-какие его ожидания все же сбылись. Во-первых, воздух. В этом самом южном городке Соединенных Штатов воздух был очень влажным и теплым, а это означало, что ветреными зимними утрами ему больше не придется бегать бегом на занятия, спасаясь от мороза. С высокого безоблачного неба светило жаркое солнце. Повсюду росли бананы и персики, а из дверей многочисленных забегаловок доносилась зажигательная латиноамериканская музыка.

Пока, следуя оставленным Рурком расплывчатым указаниям, Тодд ехал по узким улочкам городка, по которым толпами бродили отдыхающие и туристы, его разочарование понемногу отступало. Звуки, запахи и открывавшиеся ему виды снова разбудили в нем надежду, так что в конце концов Тодд решил, что здесь им будет совсем не так уж плохо.

Но его вновь окрепшим ожиданиям суждено было пережить еще одно крушение. Это произошло в тот момент, когда Тодд увидел дом, где ему предстояло жить. Не веря своим глазам, он дважды проверил адрес, от души надеясь, что где-то по дороге свернул не на ту улицу.

Потом Тодд подумал, что приятель, похоже, решил его разыграть. Он был почти уверен — еще немного, и Рурк выскочит из-за разросшейся живой изгороди и, хохоча, как гиена, воскликнет: «Видел бы ты свою рожу, приятель! У тебя такое лицо, словно тебя только что ткнули носом в навоз!» Потом они вместе посмеются, и Рурк отвезет его туда, где им предстоит жить на самом деле. По дороге они купят пива, чтобы как следует отпраздновать новоселье, а история с розыгрышем превратится просто в очередную главу книги, которую они с удовольствием перечитывали при каждом удобном случае. В этой воображаемой книге были собраны все шутки и забавные происшествия, которые случились с ними за годы совместного житья, и только для одной истории не нашлось места на ее страницах. И Тодд, и Рурк старались даже не вспоминать об инциденте с профессором Хедли, однако обоим было ясно — этот случай изменил в их отношениях многое.

Но Рурк так и не появился, и Тодд, остановив машину у выщербленного бордюрного камня, выбрался на тротуар. К живой изгороди, которая выглядела так, словно ножницы садовника не прикасались к ней уже лет десять, было даже страшно подойти — стволы и ветки-кустов были такими толстыми, словно кто-то специально подкармливал их анаболиками, а торчащие во все стороны острые шипы были длиной с карандаш. Поэтому Тодд двинулся вдоль нее и вскоре набрел на перекошенную калитку. Висевшая на одной петле, она была не заперта; Тодд толкнул ее и зашагал по дорожке к дверям здания.

Трехэтажное строение — язык не поворачивался назвать его домом, — было сложено из шершавых шлакобетонных блоков и выкрашено розовой краской, которая, несмотря на свой кричаще-яркий оттенок, только подчеркивала низкое качество строительного материала. От крыши до фундамента фасад пересекала изломанная трещина, в которую мог свободно пройти указательный палец Тодда. На высоте нескольких футов над его головой из трещины торчали листья неведомо как попавшего туда папоротника. В противоураганных жалюзи цвета растертого гороха не хватало пластин, да и сами жалюзи, казалось, держались на окнах лишь чудом. Возможно, впрочем, они просто боялись свалиться в зловонную воду, скопившуюся вдоль всего фундамента и служившую чем-то вроде общефлоридского питомника для комаров и москитов. Алюминиевая рама противомоскитной двери была покорежена и не закрывалась как следует, к тому же сетка на ней была во многих местах прорвана, так что в дыры могли проникать не только комары, но и ящерицы.

Двух этих представительниц местной фауны Тодд обнаружил на стене вестибюля. Одна ящерица тотчас удрала, вторая заняла оборонительную позицию, запрокинув голову назад и распахнув ярко-красное горлышко.

Кроме ящериц, на стене разместились шесть почтовых ящиков, висевших вкривь и вкось. Как только глаза Тодда немного привыкли к темноте, он разобрал на одном из них фамилию Рурка и даже застонал от огорчения.

Их квартира располагалась на самом верхнем, третьем этаже. Перешагнув через лужу какой-то маслянистой жидкости, Тодд начал подниматься по лестнице. На площадке второго этажа до него донеслось приглушенное бормотание включенного телевизора. Если не считать этого, в здании царила мертвая тишина.

К тому моменту, когда Тодд добрался до третьего этажа, он обливался потом и чуть не в голос проклинал влажность, которая так понравилась ему вначале, когда, опустив боковое стекло, он любовался из машины длинноногими загорелыми флоридскими девчонками. Ну ничего, уж квартиры-то наверняка оборудованы кондиционерами, подумал Тодд, останавливаясь перед дверями квартиры 3-А и с трудом переводя дыхание.

Дверь оказалась заперта, и Тодду пришлось довольно долго стучать, прежде чем Рурк отозвался. При виде приятеля его загорелое лицо расплылось в широкой улыбке.